Французская политическая элита периода Революции XVIII века о России

В эпоху Екатерины II и сама императрица, и весь российский двор демонстрировали желание идти в духе времени по пути реформ, и этот пример многим французским литераторам и философам казался привлекательным и весьма поучительным. Это было особенно важно в условиях Франции второй половины XVIII в., когда, как подчеркивает Ж.-Д. Мелло, королевская власть уже «отнюдь не являлась монолитным блоком» с «единой и непререкаемой политической линией» и вынуждена была считаться с различными институциями, политическими и интеллектуальными группами, находившимися в состоянии шаткого равновесия, а следовательно, считаться с «общественным мнением»[14].

Впрочем, непосредственное отношение к теме настоящего исследования имеет только последняя глава труда Лортолари, посвященная реакции Екатерины II на Французскую революцию. В этом достаточно кратком тексте автор попытался показать всю сложность культурных связей, существовавших тогда между интеллектуальными элитами России и Франции, и то, что Революция стала, по сути, переломным временем для русско-французского межкультурного диалога. Рассматривая период русско-шведской войны 1788–1791 гг., он обратил внимание на подчеркнуто негативное отношение французских литераторов и журналистов к Екатерине, олицетворявшей собой политику России. Однако и сам Лортолари не был свободен от стереотипов, оставаясь пленником созданной им концепции «русского миража». Он полагал, что такое явление европейской культуры Просвещения стало результатом планомерных пропагандистских усилий российской императрицы по созданию положи – тельного образа своей страны в глазах Европы. Соответственно историк рассматривал все аспекты французско-российских отношений сквозь призму данной концепции. Тем не менее Лортолари заслуженно принадлежит одно из почетных мест в историографии русско-французских отношений XVIII в.

Лортолари наметил направления дальнейших исследований, которые в конечном итоге требуют ответа на вопрос о том, к каким изменениям в восприятии образа России привела Французская революция конца XVIII в. В частности, Лортолари показал важную критическую функцию так называемого «русского миража». По отношению к главным идеям Века Просвещения «русский прогрессистский миф» (связанный со времен Фонтенеля с именем Петра I), по мнению Лортолари, играл роль второстепенную, роль «вспомогательной» идеи: «“Русский мираж” – это вспомогательная идея, мираж, который чередуется с другими, в том числе с английским (последний, по крайней мере, содержал в себе значительную долю истины), китайским…»[15]. Примеры из истории и культуры далеких стран извлекались философами для критики некоторых порядков в своей собственной стране, для разоблачения «заблуждений» и «предрассудков», господствовавших во Франции[16]. Однако обращал внимание Лортолари и на то, что «мираж» был важным звеном в политико-дипломатической игре Екатерины II: «Философы помогали Екатерине и России преодолеть предубеждения Запада. Своим союзникам Екатерина обещала свое имя и поддержку в их собственной борьбе. На самом деле этот союз был выгоден обеим сторонам и утратил свою актуальность только в тот момент, когда одна сторона потеряла необходимость в другой. Екатерина и младшее поколение философов следовали уже совершенно различными путями. Она подшучивала над “людьми системы”, а сами “люди системы” клеймили тиранию. Затем Революция завершила этот [своеобразный] развод, воздвигая перед лицом государыни, самодержавной более, чем когда-либо прежде, “философию”, поскользнувшуюся в потоках крови»[17]. От более подробного рассмотрения вопросов восприятия России в философии и публицистке революционной Франции Лортолари воздержался, оставив поле для дальнейших исследований.

Кроме того, французский исследователь проанализировал описания путешественников, указав, что авторами, посещавшими державу Екатерины II, двигали довольно часто политические мотивы.

Таким образом, благодаря работе Лортолари в историографии впервые была представлена целостная картина взаимодействия друг с другом различных образов России, существовавших во французской культуре Просвещения. Тем самым был намечен путь для дальнейшего изучения данной темы, что и было сделано, прежде всего, в трудах французских исследователей М. Кадо и Ш. Корбе[18].