Французская революция: история и мифы

Насколько информация Гильерми была точна? На мой взгляд, в том, что касается общественной деятельности Ромма, ей вполне можно доверять: она подтверждается данными такого надежного источника, как письма М. Тайан. Сложнее обстоит дело со сведениями о содержании политического воспитания Павла его наставником. Вряд ли родственник Гильерми лично присутствовал на их беседах о перспективах установления в России "свободы" по французскому образцу. Однако в тесном провинциальном мирке до него вполне могли доходить отголоски подобных разговоров, тем более если те велись в присутствии третьих лиц. А такие разговоры, похоже, действительно имели место. Об этом косвенно свидетельствует письмо М. Тайан Ромму после отъезда Павла в Россию. Стараясь смягчить учителю горечь разлуки с учеником, Миет рисует перспективу, которая, как ей, очевидно, представлялось из бесед с дядей, была бы для того наиболее утешительна: "Я убеждена, что он[885] никогда бы вас не покинул, если бы не приказ императрицы, коему он подчинился, ропща на варваров, вырвавших его из ваших объятий. Этой тирании граф отомстит. Он распространит среди порабощенного народа тот свет, который познал в вашей школе, он принесет с собою в эти дикие края семя той свободы, что должна обойти весь мир. Ожидая, пока ваши мудрые советы принесут свои плоды, Попо придется много пострадать, ведь он возвращается к себе в страну с идеями, которые сделают его врагом правящих там тиранов"[886].

В какой степени были оправданы подобные надежды? Выше мы уже не раз приводили свидетельства того, что Павел Строганов с симпатией относился к идеям Французской революции. Но означает ли сие, что Ромм сумел превратить своего ученика в "деятельного" революционера, в "первого русского якобинца" не по форме, а по убеждению?[887] Для такого вывода у нас оснований нет. И последние месяцы пребывания юного графа во Франции лишний раз подтверждают это. Если Ромм в Оверни с головой занят политикой в качестве революционного агитатора, а с ноября – и как член муниципалитета Жимо, то его подопечный и здесь, как ранее в Париже, лишь наблюдает за революцией, пусть даже с несомненной симпатией к её принципам, но совершенно пассивно, не проявляя ни малейшего стремления принять в ней участие. Более того, загруженность Ромма общественными делами позволяет Попо больше времени уделять своей личной жизни. Письмо М. Тайан конца сентября 1790 г. показывает, сколь разные интересы определяли поведение учителя и ученика:

"Ты знаешь, моя дорогая подруга, заговорили о том, чтобы избрать г-на Ромма депутатом. Такой выбор сделал бы честь патриотам. Народ получил бы в его лице ревностного защитника. В ожидании того момента, когда его голос зазвучит с трибуны, он пользуется им для просвещения сограждан. Каждое воскресение он собирает вокруг себя множество крестьян, которым читает газеты и объясняет новые законы. Я присутствовала на нескольких таких встречах и была удивлена тишиной, в коей они проходят, и вниманием, с которым его слушают. Священники и дворяне высмеивают эти собрания. Они приписывают г-ну Ромму такие амбиции, каковых у него в действительности нет. Они не верят, что он творит добро ради самого добра.

Г-н Граф, пока его гувернер разглагольствует перед обитателями Жимо, пользуется моментом, чтобы развлекаться с юными селянками. Маблот мне говорила, что он обнимает и целует её всякий раз, как они остаются наедине. Он не осмеливается на подобную вольность со мной, но смотрит на меня такими глазами, что мне становится страшно. Он очень изменился со времени предыдущего приезда. Теперь это уже не ребенок, с которым можно играть, не опасаясь последствий"[888].