Французская революция, Конституция

Всеобщий мятеж! Тут есть от чего содрогнуться конституционализму патриотов и августейшему Собранию. Нужно что-нибудь предпринять, но что именно, этого ни один человек не может сказать. Мирабо предлагает даже распустить все двести восемьдесят тысяч солдат и организовать новую армию. Невозможно так сразу, кричат все. Однако, отвечаем мы, так или иначе, но это неизбежно. Подобная армия, с ее дворянами в четвертом поколении, невыплатой жалованья и солдатами, связывающими фуражные веревки, чтобы вешать квартирмейстеров, не может существовать рядом с такой революцией. Остается только выбрать между медленным, хроническим распадом или быстрым, решительным роспуском и организацией новой армии; между агонией, растянутой на много лет или разрешающейся в один час. Если бы Мирабо был министром или правителем, то избрали бы последнее, но так как Мирабо не стоит во главе правительства, то, разумеется, избирается первое.

Глава третья. БУЙЕ В МЕЦЕ

Ничто из перечисленного не составляет тайны для Буйе, находящегося в северо-восточном округе. Временами мысль о бегстве за границу светит ему, как последний луч надежды во всеобщем смятении; однако он остается на своем посту, стараясь по-прежнему надеяться на лучшее и видя спасение не в новой организации, а в удачной контрреволюции и возврате к старому. Кроме того, ему ясно, что именно эта национальная федерация, эти всеобщие клятвы и братания народа с войском принесли "неисчислимый вред". Многое из того, что бродило втайне, благодаря этому вышло наружу и стало явным: национальные гвардейцы и линейные солдаты торжественно обнимаются на всех плац-парадах, поют, произносят патриотические клятвы, попадают в беспорядочные уличные процессии с антивоенными конституционными возгласами и криками "ура". Так, например, Пикардийский полк был выстроен во дворе казарм в Меце и получил за такое поведение строгий выговор от самого генерала, после чего принес раскаяние.

Между тем, по свидетельству отчетов, неповиновение начинает проявляться все резче и сильнее. Офицеров запирают в столовых, осаждают шумными требованиями, сопровождающимися угрозами. Зачинщики мятежа, правда, получают "желтую отставку" - позорную отставку с так называемой cartouche jaune, но вместо одного появляются десять новых зачинщиков, и желтая cartouche перестает считаться позорным наказанием. Через две, самое большее - через четыре недели после знаменитого праздника Пик вся французская армия, которая требует выплаты задержанного жалованья, образует клубы для чтения, посещает народные собрания, находится в состоянии, характеризуемом Буйе только одним словом - бунт. Буйе понимает это, как понимают лишь немногие, и говорит по собственному страшному опыту. Возьмем наугад один пример.

Еще в начале августа - точное число теперь нельзя установить - Буйе, намеревающийся отправиться на воды в Экс-ла-Шапелль, снова внезапно призывается в мецские казармы. Солдаты стоят в боевом порядке, с заряженными ружьями, офицеры находятся тут же по принуждению солдат, и все в один голос настойчиво требуют уплаты задерживаемого жалованья. Раскаявшийся Пикардийский полк, как мы видим, провинился вновь: обширная площадь полна вооруженными мятежниками. Храбрый Буйе подходит к ближайшему полку, открывает свой привыкший к командам рот, чтобы произнести речь, но встречает только негодующие крики, жалобы и требования стольких-то причитающихся по закону тысяч ливров. Момент критический: в Меце стоит около десяти тысяч солдат, и всеми ими овладел, по-видимому, один дух.

Буйе тверд, как алмаз, но что ему делать? Немецкий Зальмский полк, кажется, настроен лучше; тем не менее и Зальмский полк тоже, наверное, слышал о заповеди "не укради", и он тоже знает, что деньги - это деньги. Буйе доверчиво направляется к Зальмскому полку, говорит что-то о доверии, но и здесь ему отвечают требованием сорока четырех тысяч ливров и нескольких су. Крик становится все громче и громче по мере того, как неудовольствие полка возрастает, и, когда в ответ на него не следует не только уплаты, но и обещания уплаты, крик заканчивается тем, что все одновременно вскидывают ружья на плечо и Зальмский полк решительным маршем отправляется на соседнюю улицу, к дому своего полковника, чтобы захватить полковое знамя и Денежный ящик. Зальмцы поступают так в твердой уверенности, что meum не есть tuum и что прекрасные речи не то же, что сорок четыре тысячи ливров и несколько су.