Разумеется, ученые проявляли себя не только как политики. В созданной Академией наук по поручению Национального собрания комиссии, призванной разработать единую систему мер и весов, заседали Кондорсе, Лавуазье, Лагранж, Монж, Лаплас. Гитон де Морво, Лагранж и Монж участвовали в разработке революционного календаря. Немалую роль в победе французских войск над армиями коалиции сыграли и исследования в области обороны: внедрение бертоллетовой соли, опыты по усовершенствованию производства селитры и пороха, открытый Фуркруа способ извлечения бронзы из колоколов для переливания их на пушки. Лавуазье, Монж, Бертолле, Гитон де Морво работали над усовершенствованием воздушных шаров, которые впервые начали использоваться для разведки и при осаде городов.
Организация науки претерпела в годы Революции кардинальные изменения. 8 августа 1793 года, вскоре после установления диктатуры монтаньяров, Национальный Конвент постановил закрыть «все академии или литературные общества, зарегистрированные или финансируемые Нацией», включая Академию наук. До этого в течение года после свержения монархии сторонники новой власти безуспешно пытались лишить членства в Академии эмигрантов и других «неблагонадежных» ученых, но их коллеги этот порыв не поддержали. Тем не менее некоторые известные академики (включая Кондорсе и Лавуазье) подверглись репрессиям во время Террора. Два года спустя, уже при Термидоре, вместо Академии наук будет создан Национальный институт. В числе первых его членов окажутся Бертолле, Гитон де Морво, Лагранж, Лаплас, Монж, Фуркруа. Званием члена Института чрезвычайно гордился и Бонапарт.
Создание «человека обновленного»
С первых дней Французской революции лозунгом времени становится «обновление» (
Счастливое событие сразу же открыло широкую дорогу мечтам рода человеческого; в один миг возник вековой разрыв между человеком сегодняшним и человеком завтрашнего дня. ‹…› Эта революция сменила не форму правления, она изменила мысли и желания. Она свергла не трон деспота, а ошибки и добровольное рабство.
«Людьми завтрашнего дня» должны были стать и взрослые, и дети. Со взрослыми, безусловно, было сложнее, поскольку их моральные ориентиры были сформированы еще до Революции и их требовалось изменить. Для этого использовались все виды искусства, которые тем самым становились, по сути, инструментами пропаганды, и создание новых религиозных культов.
Литература и искусство в годы Революции во многом оставались в рамках традиций классицизма и одновременно испытывали на себе влияние свойственного той эпохе увлечения зрелищностью событий, театральностью поступков, пышностью речей, образцами, почерпнутыми в Древнем Риме и Древней Греции. «Вложим новые мысли в античные стихи», – призывал автор известных элегий, идиллий и буколик Андре Мари Шенье.
Особая роль отводилась многочисленным революционным праздникам, которые должны были, как сказал один из современников, «бросить нацию в форму, как тесто». Они рассматривались и как ритуалы, которые сплачивают людей, и как своеобразная форма воспитания, которая сопровождает всю жизнь человека от рождения и до смерти. На праздниках произносились речи, устраивались состязания и раздавались награды, через образы, символы, аллегории и надписи у граждан формировалось «правильное» мировоззрение. В организации празднеств были задействованы многие художники и литераторы того времени, такие как депутат Конвента Мари-Жозеф Шенье, который, помимо од и сатир, стал известен и как создатель различных гимнов и песен для революционных церемоний.
Однако и за пределами праздников значение и популярность песен в это время сложно переоценить. «Марсельеза», «Карманьола», «Выздоровление Марианны», «Пробуждение народа», о которых уже шла речь, сохраняли свою известность и годы спустя.