Французская сюита

Во время июньского разгрома полк де Фюрьера почти целиком попал в руки врага. У него самого был шанс спастись, он им воспользовался. В четырнадцатом году он покончил бы с собой, только бы не видеть поражения. В сороковом году он предпочел остаться в живых. Он вернулся к себе в замок Фюрьер, к жене, которая уже его оплакивала, к своим очаровательным дочкам — старшая только что очень удачно вышла замуж (ее мужем стал молодой финансовый инспектор). Шоферу повезло меньше, его отправили в концентрационный лагерь VII А, присвоив номер 55481.

Граф по своем возвращении тут же связался с Корбеном, перебравшимся в свободную зону, и они оба стали собирать рассеявшиеся по разным местам службы банка. Бухгалтерия находилась в Кагоре, акции в Байонне, секретариат направлялся в Тулузу, но заблудился где-то между Ниццей и Перпиньяном. Никто не знал, куда провалился портфель ценных бумаг банка.

— Хаос! Неразбериха! Немыслимый беспорядок! — возмущался Корбен, встретившись в первый раз с де Фюрьером.

Ночью он перешел демаркационную линию и принимал де Фюрьера в своей парижской квартире, оставленной прислугой во время всеобщего бегства. Хозяин подозревал, что у него заодно утащили новые чемоданы и фрак, что подогревало в нем ярость патриота.

— Вы же меня знаете?! Сантименты мне чужды. Но я едва не разрыдался, мой дорогой, да, едва не разрыдался, когда увидел на границе первого немца — мундир с иголочки, никакой фамильярности, свойственной нам, французам, мы ведь всегда обращаемся друг с другом так, «будто вместе свиней пасли». Нет, в самом деле, обращение в высшей степени корректное: вежливое приветствие, манера поведения строгая, но не жесткая, в общем, не подкопаешься… И все-таки что вы об этом скажете? Что скажете о том, что с нами произошло? Хороши господа офицеры!

— Позвольте, позвольте, — высокомерно прервал его де Фюрьер, — я не вижу, в чем можно упрекнуть наших господ офицеров. Что вы станете делать, имея в своем распоряжении людей избалованных, испорченных, желающих одного — чтобы их оставили в покое? Дайте нам для начала солдат!

— А солдаты говорят: «Нами некому командовать», — отвечал Корбен в восторге, что ему удалось задеть де Фюрьера за живое, — и между нами говоря, старина, я был свидетелем жалчайшего зрелища…

— Не будь гражданских лиц, паникеров, потока беженцев, что запрудил дороги, у нас был бы шанс спастись.

— Да, тут вы правы, паника была страшная. Но люди — это всегда что-то особенное. Сколько лет им твердили: «тотальная война», «тотальная война». Они должны были бы как-то привыкнуть. Ничего подобного. Сразу паника, беспорядки, бегство, а почему, я вас спрашиваю? Неслыханно! Я уехал потому, что поступил приказ эвакуировать банки. Без приказа, сами понимаете…

— В Туре было что-то страшное?

— Да, ужасно… Но все по той же причине: переизбыток беженцев. Я не нашел свободной комнаты даже в предместье Тура, вынужден был ночевать в городе, на нас сыпались бомбы, вокруг бушевали пожары, — рассказывал Корбен, с негодованием вспоминая маленький замок среди полей, где отказались его принять из-за того, что там уже разместились беженцы — бельгийцы. Их не потеснили, а он, Корбен, мог погибнуть в Туре под обломками и среди развалин. — И в этом хаосе каждый думал только о себе! Ох уж этот эгоизм… Что за люди! А уж ваши служащие хуже некуда. Ни один не сумел найти меня в Туре. Они друг друга сумели потерять! Всем нашим отделам я рекомендовал держаться вместе. Плевать хотели! Одни на юге, другие на севере. Не на кого положиться. В такие переломные минуты и проявляются качества человека — увлеченность, цепкость, решительность. Лапша, говорю я вам, настоящая лапша. Только и думают что о спасении своей шкуры, а до предприятия, до меня и дела нет. Вот увидите, я кое-кого из них выставлю за дверь, и поделом им. К слову сказать, большого оживления в делах я не предвижу.

Разговор потек по узкой банковской колее, радуя собеседников ощущением собственной значимости, которой им так не хватало на фоне последних событий.

— Думаю, что немцы в ближайшее время выкупят Восточную сталелитейную. И с этой точки зрения наше положение не так уж плохо. Правда, дело с руанскими доками…

Он помрачнел. Де Фюрьер собрался уходить. Корбен пошел его провожать, повернул выключатель в темной из — за закрытых ставен гостиной, но электричества не было. Корбен выругался:

— Гады, вырубили мне электричество.

«До чего же он вульгарен», — подумал граф и посоветовал:

— Позвоните, и вам тут же все починят. Телефон-то работает.

— Да вы представить себе не можете, что у меня творится — все разорено! — прогудел Корбен, задыхаясь от ярости. — Слуги разбежались, мой дорогой. Все до одного. Как вам это понравится? И я не удивлюсь, если не досчитаюсь у себя серебра. Жены сейчас здесь нет. А я среди всего этого просто теряюсь, я…

— Мадам Корбен в свободной зоне?

— В свободной, — пробурчал Корбен.