Французская Советская Социалистическая Республика

- Трудящиеся Свердловского района города Парижа собрались на митинг в помещении Оперы имени Жоржа Марше, чтобы выразить свой гневный протест решению правительства Новой Зеландии... Хорошеют улицы Парижа. На бульваре Мориса Тореза открылся новый, галантерейный магазин... Улучшилось снабжение города молочными продуктами. На рынке у площади Бастилии появились свежие овощи и фрукты...

Видимо, сказалось напряжение дня или просто у меня произошел нервный срыв, но я буквально заорал в телевизор:

- На рынке у Бастилии свежие овощи? Какой праздник! Парижане их в глаза никогда не видели! А случайно, туалетной бумагой парижан не осчастливили? Не выкинули ее в новом галантерейном магазине на бульваре Мориса Тореза, бывшем бульваре Осман?

Рюмка вдребезги разбилась об пол. Дрожащей рукой я достал стакан, плеснул водки сколько вошло, выдул ее залпом. По моему лицу текли слезы, и я яростно повторял в голубой экран, на котором уже мелькали хоккеисты:

- Какие суки! Улучшили снабжение Парижа молочными продуктами! Ни стыда ни совести! Удивили французов сыром! Но главная сука, главная сволочь - это ты. Ты постарался, ты сам устанавливал советскую власть во Франции! Теперь подыхай в Перми, и нет тебе, сука, прощения!

2

Древняя история. Из другой моей жизни, о которой я стараюсь не вспоминать никогда. Но ведь это все было. В другие геологические эпохи. До ледникового периода.

А точнее - пять лет тому назад.

Итак, пять лет тому назад, в один осенний денек (но какая была погодалило, светило солнце - хоть убейте, не помню), на Старой площади в каком-то из залов происходило рабочее заседание Секретариата ЦК партии. Вел Секретариат Второй секретарь, но присутствовал и Генеральный. Важный нюанс для тех, кто понимает. На повестке дня стоял один-единственный вопрос, по которому докладывал председатель Комитета госбезопасности СССР. А за спиной председателя КГБ сидели начальник одного из управлений Комитета и ваш покорный слуга, полковник Зотов. Присутствие начальника управления Комитета в подобных случаях обязательно - обсуждаемый вопрос был разработан его людьми. Мне же такая высокая честь выпала потому, что доклад председателю КГБ написал лично я, хотя, разумеется, составлять доклад мне помогал весь мой отдел.

Впервые в жизни я был приглашен на такое высокое совещание. Волновался ли я, нервничал, трепетал, обливался холодным потом, таял от сознания неповторимого момента? "Поверьте мне", - как писал Ленин в письме к кронштадтским матросам, - так вот, поверьте мне, портретных лиц, маячивших за, столом, я даже не видел - как в тумане, а все мое внимание было сосредоточено на словах и предложениях, которые произносил председатель нашего Комитета. Раза два он спутал фразы, три раза поставил ударение не там, где нужно, так я чуть не взвыл от досады. И хотя я знал, что с докладом члены Секретариата ознакомились заранее, а значит, уже было определенное мнение - иначе бы вопрос не обсуждался - но мне казалось, что неудачная интонация докладчика, ошибка в слове может испортить впечатление, а то и просто зачеркнуть итог деятельности управления, отдела и что уж лукавить - моей непосредственной десятилетней работы.

Десять лет мы готовились к этому дню. Последний месяц, чуть ли не ежедневно, начальник управления гонял меня "по ковру", как зайца, задавая коварные вопросы и требуя единственно убедительных ответов. Дважды начальника и меня вызывал председатель Комитета. Нас заслушала коллегия Комитета в полном составе. И после стольких репетиций и треволнений смысл доклада уже как-то не доходил до меня, а вот когда председатель, употребляя французский термин, делал ударение не на последнем слоге, я лез на стенку. Мысленно, конечно. Внешне, наверно, я вел себя, как и положено чекисту с горячим сердцем и холодной головой. Вот, правда, ладони были мокрыми - я их вытирал, пардон, о брюки.