Французская Советская Социалистическая Республика

Военно-воздушный полк истребителей-бомбардировщиков под Тулузой был выведен из строя ракетно-бомбовой атакой советской авиации.

Лишь на море мятежники добились некоторого успеха. Шербурская эскадра, прорвав кордон наших кораблей, ушла в Англию. Но подводные французские лодки были уничтожены у причалов. Три французских «Миража», поднявшись скрытно с нантского аэродрома, потопили ракетами «Экзосет» два советских эсминца, один противолодочный корабль и нанесли тяжелые повреждения крейсеру «Киев». По возвращении на базу летчики этих «Миражей» были арестованы советскими особистами и расстреляны на месте.

Вспышки волнений в маленьких городах подавлялись сформированными из алжирских люмпенов отрядами рабочей милиции. Иногда мэры этих городов сами просили заменить рабочую милицию советскими воинскими подразделениями.

Не могу сказать, что в стране воцарились спокойствие и порядок, но Франция замерла, как поверженная в нокаут.

Правительство чуть-чуть ослабило цензуру на радио и телевидении (работавших по единой программе) и разрешило выпуск одной французской газеты. «Юманите» в увеличенном объеме начала регулярно поступать в продажу и к подписчикам.

Из Венсенского замка мне по-прежнему присылали сведения о настроениях среди рядового состава, записи разговоров, вопросы, задаваемые на политбеседах, рассказы отдельных солдат в узком кругу.

Вот несколько запомнившихся отрывков.

Рядовой Рябов, Н-ский полк: «Сперва я смотрел и плакал. Мать моя с утра до ночи уродуется в колхозе, вкалывает по-черному на молочной ферме, пустые щи хлебает, кусок свинины в праздники… Она же такой колбасы ни разу в жизни не пробовала! А у французов этих колбас до усеру! Покажи моей сестренке ананас или эту ихнюю авокаду — да никогда она их не видела, не знает, с чем их едят. Мы тут с хлопцами из лавки консервы сперли, зажарили с лучком — классный закусон получился! А лейтенант пустые банки обнаружил и на смех нас поднял — консервы-то для собак! Смешно, да? А я так скажу: если бы эту собачью консерву в нашем сельмаге выбросили — народ бы со всего района сбежался, очередь бы окна в магазинах побила. Такая консерва в наших местам на вес золота! Теперь ответь: где справедливость? Почему моя родня в колхозе от черного хлеба и капусты пухнет, а француз золотую консерву собаке скармливает? И ты хочешь, чтоб я француза пожалел? Нас старшина по грязи гоняет, двадцать километров марш-бросок с полной выкладкой и пулеметом на шее, а француз в это время на бабе лежит и вино посасывает. И ты думаешь, я ему после этого предложу мир и дружбу? Хрен ему в рыло!»

Старшина Огобаев, мотострелковый батальон: «Настоящий хозяин в свои огород посторонних не пускает. Да будь у меня столько добра, я бы круговую оборону круглые сутки держал, а кто сунется без спроса, горло бы перегрыз! А эти: раздвинули ворота — вали братва! Не знаю, как там с международным положением, по мне французы — больная нация. Чокнутая! Ну так мы их вылечим!»

Ефрейтор Малофеев, Н-ская танковая дивизия: «Прем мы по ихним Елисеям, скрежет, хруст стоит. Я взял направление и жму на газ. Что попадется на пути — извините, а кто может ноги унести — уносите. Ваня Малофеев — человек не злой. Я против этих джинсовых очкариков ничего не имею, только чему их в школах-университетах учили? Видно, плохо учили, не научили, что танк машина казенная и кидать в него камни и бутылки нельзя. За боевую технику я головой перед Родиной отвечаю! Эх, очкарики-джинсики, погуляли вы по Елисеям, повыпендривались на своих Фиатах-Жигулях, а теперь очередь Ване Малофееву гулять. Вдруг сержант командует: „Стоп, машина!“ „Чего, спрашиваю, — Витя, опять какую-нибудь тетку гусеницей зацепил?“ „Да нет, говорит, — не могу больше, глотка пересохла. Вон справа, в магазине, спиртное дают. Сбегай, будь другом!“ Я подрулил к магазинчику, бортом к витрине прислонился, стекло брызнуло. Вылез, залез в магазин, осматриваюсь, соображаю. Ничего знакомого не вижу — ни водки, ни портвейна, один какой-то „Герлен“ на полках, но градус подходящий. Взял я три поллитровых пузырька и честно с корешами поделил. Из горла по пузырьку хлобыстнули. „Герлен“ этот крепок, в самый раз, но вонища — как в парикмахерской, бьет в нос пошибче тройного одеколона. И как французы его пьют? А ведь, говорят, культурные люди…»

Капитан Кузьмин, командир десантного батальона: «Тут они нас прижали, пушки у французов получше, плотно кладут. Мы окопались, лежим — не пикнем. Ихние пулеметы нам макушки бреют. Ну, думаю, будем загорать до темноты. Потом, чувствую, огонь поредел. Я на часы смотрю — ровно полдень. И тогда я говорю батальону… Нет, не про Родину, не про партию — и пусть замполит меня простит, если не так. Я говорю: „Ребята, сейчас у французов обед. Сейчас французы жрут. На первое — ветчину. На второе — жареную курицу. На третье — компот из персиков. Все, говорю, точка, решайте сами“. Батальон без команды поднялся как один человек и так вдарил, что от французов пух и перья полетели…»