– Это слова из какой-то роли? – фыркнул Сударев. – Восемнадцатый век?
– Иди к черту! Еще раз сунешься к Анне, морду начищу.
– Это ты-то?
– Это я-то.
Федор медленно-медленно вытянул шею и выглянул из-за шкафа. Спорщики остановились неподалеку, чуть наискось, их было отлично видно. Тем, кто собирался начистить морду Судареву, оказался Николай Актюбенко. «Так-так, – Федор мысленно потер руки. – Интересное дело! Ребятки стакнулись из-за женщины. Анна… Забеленская, точно».
– А мне чхать на твои запреты, ясно? Мне никто не указ! Что хочу, то и делаю. За кем хочу, за тем и охочусь. Бабы, видишь ли, не против.
– Конечно, – злобно протянул Актюбенко, – мы же короли! Носим итальянские костюмчики по фигуре, раскатываем на серебристых «Мерседесах», жрем икру в антрактах…
– Как ты думаешь, что выберет нормальная женщина? Красивую жизнь или смазливую морду? – презрительно бросил Сударев. – Я любую могу купить.
– Так вот ты что на своих курсах преподаешь, свиное рыло!
Федор еще раз быстро выглянул и успел увидеть, как Актюбенко бросился на Сударева и замахнулся, но тот парировал удар, схватил противника за грудки и швырнул в стену. Раздался глухой звук, и немедленно откуда-то из конца коридора высокий женский голос вопросил:
– Что здесь происходит, молодые люди?!
– Деремся, Аделаида Степановна, – громко ответил Актюбенко, поднимаясь с пола и прижимая к разбитой губе тыльную сторону ладони. – Молодая кровь кипит, ничего страшного.
– Немедленно прекратите это безобразие! – учительским тоном приказала Аделаида Степановна. Федор наконец увидел ее – на щеках женщины горели круглые алые пятна. – Как же так, Дмитрий? – обратилась она к Судареву. – Кому, как не вам, проявлять мудрость и выдержку? Я была о вас лучшего мнения!
– А я нет, – буркнул Актюбенко, криво улыбаясь.
Было ясно, что подраться всласть ему не дадут, и он отступил в сторону, отряхивая руки.
– Аделаида Степановна, дорогая моя, это просто недоразумение, – заворковал Сударев и обнял женщину за плечи. – Чистой воды недоразумение.
Он куда-то повел ее, делая вид, что в упор не видит своего недавнего противника. Актюбенко тоже довольно быстро исчез, и через пару минут в коридоре воцарилась тишина. Федор собирался уже было выбраться из своего укрытия, когда внезапно в поле его зрения появился парень в рабочем комбинезоне. Был он высоким, худым, белобрысым и отчаянно конопатым. Воровато оглядевшись по сторонам, парень достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги, приложил его к доске объявлений и, коротко размахнувшись, пришпилил к ней дротиком.
«Зорро собственной персоной!» – пронеслась в голове Федора восторженная мысль. А в следующую секунду он уже летел вперед, вытянув руки и нацелившись во что бы то ни стало изловить анонима, наводнившего театр записками. Тот не ожидал нападения и перепугался почти до обморока. Кровь отхлынула от его лица, когда Федор навалился на него и прижал к стене.
– Ага! – воскликнул он торжествующе. – Попался, поганец! А ну, говори, кто ты такой!
– Корабельников я, – выдавил из себя пленник. – Дмитрий Корабельников, рабочий сцены.
– Ну, вот что, рабочий сцены Корабельников, – сказал Федор, отдышавшись и выпустив парня из железного захвата. Встал напротив и уставился на него суровым взглядом. – Пойдем-ка со мной, расскажешь, зачем ты по всему театру записки разбрасываешь.
Он вытащил из доски дротик, поймал на лету листок, после чего начал подталкивать Корабельникова вперед, побуждая того шустрее переставлять ноги.
– Где тут можно спокойно поговорить? – спросил он. – Есть какая-нибудь пустая комната?
– Репетиционный зал, – угрюмо ответил пленник.
– Что ж, пойдем, порепетируем твою речь, которую ты будешь толкать перед следователем.
– Я ничего не сделал! – Корабельников открыл одну из дверей в середине коридора, вошел и потянулся к выключателю.
Под потолком засияли лампы, осветив просторный зал с фортепьяно и длинным рядом стульев, стоявших вдоль стены. Усаживаться и вести задушевную беседу Федору совсем не хотелось. Поэтому он просто остановился, держа в одной руке дротик, а в другой записку.
– Ну? Ты ведь Митя, друг Светланы Лесниковой, верно? – спросил он уже несколько дружелюбнее.
– Друг… – У Корабельникова были большие синие глаза, от которых девицы наверняка теряли голову. – Я за ней ухаживал, по-настоящему. Это она держала меня в друзьях. Ее убили, и никому дела нет!
– Ну что за чушь ты городишь? – поморщился Федор. – Как это – никому дела нет? Идет следствие…
– Да знаю я, – саркастически перебил Митя. – Видел я вашего следователя, он ходит, все покашливает да ухмыляется. Толку от него, как от козла молока! Я думал, может, если записок будет много, этот следователь от них так просто не отмахнется.
– А почему ты не рассказал ему все, что знаешь?
– Я рассказал! – возмутился Митя. – Первым к нему пришел и рассказал. Но он даже ничего не записывал. Сидел и смотрел на меня с дурацкой улыбочкой.
– Дурацкая улыбочка еще ни о чем не говорит, – попытался защитить Зимина Федор.