Французская волчица — королева Англии. Изабелла

Через восемь дней двор отправился на запад, чтобы присутствовать на свадьбе двух других дочерей Мортимера, Беатрис и Агнес. Их мужьями стали наследники Норфолка и Пемброка. После того, как Ланкастер впал в немилость, Норфолк примирился с Изабеллой и Мортимером — очевидно, боясь потерять доставшиеся ему от них конфискованные имения Деспенсера. Брак его десятилетнего наследника Эдуарда с Беатрис Мортимер, как и его присутствие на свадьбе, вероятно, не объяснялись искренним желанием поддержать режим, а скорее служили демонстрацией его желания втереться в доверие к Изабелле и Мортимеру. ^{1682}Для Мортимера этот брак стал вершиной успеха, поскольку связал его с королевским домом и навсегда обеспечил ему и его семье высокий статус.

2 сентября Изабелла совершила необычный поступок: она назначила Мортимера наследником нескольких своих владений и поручила своим душеприказчикам контролировать доходы от Понтье на протяжении трех лет после ее смерти. ^{1683}Аналогичные распоряжения она делала в прошлом лишь один раз, перед первыми родами, а потому, поскольку нет сведений о том, что она в то время болела, можно предположить, что она была теперь беременна от Мортимера и заботилась о будущем ребенка на случай, если не переживет родов. Стоит удивиться тому, что она не понесла намного раньше, если учесть, что она родила Эдуарду четверых здоровых детей, а жена Мортимера имела их целую дюжину.

Поскольку рождение внебрачного ребенка у королевы вызвало бы грандиозный скандал во всем христианском мире, следовало соблюдать сугубую секретность: Изабелла и Мортимер не были настолько популярны, чтобы их противники воздержались и не извлекли политической выгоды из подобного события. Кроме того, следовало беречь репутацию Короны и чувства молодого короля.

К 3 сентября двор добрался до Леминстера. На следующий день король и королева-мать со своими свитами отправились в замок Уигмор ^{1684}, где Мортимер в течение трех дней развлекал всех игрой в Круглый стол и турниром в преддверии свадьбы его дочерей, причем сам он взял на себя роль короля Артура.

Выбор темы для игры был весьма знаменателен, поскольку Мортимер подчеркивал свое происхождение от мифического героя, троянца Брута, чье имя, согласно летописям XII века, стало именем земли Британии: он якобы основал Лондон в качестве второй Трои и стал первым королем в артуровской традиции, устроившим Круглый стол. Мортимер также следовал семейной традиции — в 1279 году его дед устраивал Круглый стол в Кенилворте, в присутствии Эдуарда I и Элеоноры Кастильской. Изабеллу эта затея должна была безгранично порадовать, так как она всегда питала особую любовь к легендам о короле Артуре; известно, что она руководила празднеством вместе с Мортимером, а потому возможно, что она исполняла роль королевы Гвиневеры. [139]

Но не крылся ли за этим некий подтекст? Не хотел ли Мортимер хитроумно подчеркнуть свое королевское происхождение и право на власть? Во всяком случае, с этого момента он не упускал ни одной возможности утвердить свое превосходство в государстве.

6 сентября или чуть позже двор покинул Уигмор и к 9 сентября перебрался в Херефорд, где должны были состояться свадьбы дочерей Мортимера. ^{1685}

Король выдал Мортимеру 1000 фунтов на расходы по поводу свадебных торжеств его кузена Норфолка ^{1686}, но сам вряд ли особо насладился праздниками. К этому времени, и не без причин, Эдуарда III сильно беспокоило откровенное самовозвеличивание Мортимера, а также то, что решения, принимаемые от его имени матерью и ее любовником, далеко не всегда отражают его собственные взгляды — а иногда и прямо противоположны им.

Будучи все еще несовершеннолетним, Эдуард почти ничего не мог поделать с этим, но твердо решил обойти власть Мортимера. Для этого он обратился за помощью к папе. 12 сентября он отправил Уильяма де Монтегю в Авиньон, чтобы побеседовать с Иоанном XXII о его проблемах. Вместе с ним отправился брат епископа Бергерша Бартоломью — а значит, у Мортимера были свои подозрения насчет этой миссии.

Однако Монтегю удалось получить приватную аудиенцию у папы, и они договорились об условном знаке, по которому понтифик мог распознать подлинные послания от короля: Эдуард должен был собственноручно приписать слова «Peter Sancte» в конце своих писем. Все остальные письма следовало считать инспирированными Изабеллой или Мортимером и поступать с ними соответственно. [140]

* * *