Французские дети едят всё

Да что уж там: даже мне трудно было приспособиться. Я так скучала по «удобным» канадским супермаркетам, но оказалось, что это ужасно утомительно: сначала надо было доехать (не помнила я, чтобы раньше в Ванкувере были такие пробки!), найти место на парковке, затем долго бродить вдоль нескончаемых рядов полок, стоять в очереди в кассу, загрузить все в машину и добраться домой. Я поняла, что покупки на рынке занимали гораздо меньше времени – вдобавок у меня была возможность размять ноги, побыть на свежем воздухе и пообщаться с людьми. Да и продукты, которые мы покупали в супермаркете, были далеко не такими свежими, как во Франции. Филипп даже выругался, когда мы распаковали цыпленка. Целый год мы ели фермерских цыплят, и я оторопела, почувствовав неприятный запах, увидев слишком гладкую, скользкую кожу – как будто птица слишком долго лежала завернутой в целлофан. После жарки она оказалась безвкусной, какой-то водянистой. Даже «органические» цыплята пахли так же, хоть и стоили втрое дороже. Филиппа все это настолько взбесило, что он пригрозил стать вегетарианцем и начал искать другое место, где можно купить мясо и птицу. В конце концов мы нашли мясника, который брал цыплят на меннонитской ферме. Вот уж не думала, что буду скучать по нашему деревенскому рынку.

Но еще больше меня удивила моя собственная реакция на пищевые привычки окружающих. Раньше я не обращала внимания, как много людей в Ванкувере едят на улице. Теперь меня это слегка смущало. Я видела, как в соседней школе во время обеда дети выбегают на улицу, а матери, поджидавшие их в машинах, тут же вручают им бумажный пакет из «Макдоналдса». На работе я оторопела, когда коллега, явившись на совещание, открыла пакет с чипсами, положила его на листок бумаги и спокойно сообщила: «Я еще не завтракала. С кем поделиться?» Наша офисная столовая, где я теперь разогревала себе обед (из двух блюд, приготовленный дома), всегда была пуста. Люди сидели за компьютерами и, сгорбившись, жевали сэндвичи. Неужели все так и было до моего отъезда? Почему я раньше этого не замечала?

Софи пришлось нелегко в школе. Она быстро поняла, что ее привычки в еде сильно отличаются от того, как едят другие дети. В основном это касалось перекусов. Поначалу я вообще не хотела давать ей ничего, планируя покормить в полдник, как обычно. Но в первый день после школы она вышла бледная, расстроенная: «Мама, я хочу есть». Я удивленно открыла ее коробочку с обедом: морковный суп в термосе, багет со сливочным маслом, йогурт, нарезанное кусочками яблоко – все это было нетронуто.

– Почему ты не пообедала? – спросила я.

– Времени не было, – ответила Софи и заплакала.

Действительно, нас очень удивило расписание, которое мы получили. На обед в школе было отведено всего десять минут: с 12:00 до 12:10. Эта перемена включала также время на сборы после урока и подготовку к следующему.

– Но это же чушь какая-то! – возмутился муж, увидев это расписание. – Как она успеет пообедать всего за десять минут? Она же будет голодная и не сможет сосредоточиться на занятиях!

У меня возникло ощущение дежавю.

– Придется есть быстро, как все остальные, – твердо, но спокойно заметила я.

– Ужас! – фыркнул Филипп. – Их с детства приучают есть на бегу и прямо за партой – когда вырастут, так и будут делать! Теперь ясно, откуда эти жуткие привычки, – неодобрительно заключил он.

Я была согласна с ним. Но, как и во Франции, здесь мы мало что могли изменить. У меня не осталось выбора, кроме как снять запрет на перекусы. Я неохотно начала давать Софи в школу маленькие «куски». Сначала старалась, чтобы это были только сырые фрукты и овощи. Но когда в Ванкувере наступила холодная и сырая канадская зима, я призадумалась. Учитывая, как мало Софи успевала съесть за обедом, ей не хватало калорий – так пусть жует на ходу, на перемене, под дождем.

Крайне неохотно я начала давать ей с собой крекеры и даже сладкое печенье (мне удалось найти, где продается печенье «Пти Лу», наше любимое французское угощение). Но Софи приходила домой и требовала то, что ели другие дети: «химический» фруктовый мармелад, двойное шоколадное печенье с начинкой, желейных мишек. Я отказывалась покупать ей это – сплошной сахар с красителями. Она обижалась и устраивала скандалы. Сколько бы я ни говорила, что нужно питаться правильно, ей просто хотелось быть как все. Проблема состояла в том, что эти «все» перекусывали жареными пончиками. Отчаявшись, Филипп посадил Софи за компьютер и показал ей фотографии детских зубов, испорченных кариесом: сгнившие огрызки зубов выглядели так отвратительно, что поразили Софи (и нас) до глубины души. Но, несмотря на это, она продолжала терзать меня требованиями покупать то, что ели другие дети. Меня это ужасно злило, я понимала, что вредная еда, которую я запрещаю есть, становится для нее все более привлекательной. Все это противоречило тому, чему я научилась во Франции.