Французские дети не капризничают. Уникальный опыт парижского воспитания

Меган, мать Сары, – моя давняя подруга, и моим первым побуждением было немедленно ей позвонить. Я чуть было не сказала: «Не волнуйся, дорогая! Я позвоню Меган, и мы с этим разберемся!» Но тут я опомнилась. Вряд ли подобным поведением я окажу дочери хорошую услугу – меньше всего ей нужно, чтобы матери заставляли девочек дружить с ней. К сожалению, в жизни случаются черные полосы – на войне как на войне.

Уна привыкла к тому, что все ее проблемы решали я или ее отец. Она хотела и даже ждала, что я позвоню Меган, но я проявила характер. Это было непросто для нас обеих, но, в конце концов, нам стало лучше. Уна заставила себя поискать других друзей и поняла, что, когда что-то идет не так, как запланировано, это еще не конец света. Я сумела чуть-чуть отстраниться от социальной жизни моей обожаемой дочери (честно говоря, мне больно даже писать это предложение!). Все получилось очень по-французски.

Французский образ мыслей

Мне редко доводилось играть на сцене. Лишь в выпускном классе я играла в «Скрипаче на крыше». Впрочем, думаю, если бы я решилась выйти на сцену, то, как Шелли Уинтерс, прекрасно преуспела бы в игре по системе Станиславского. Почему я так думаю? Потому что мне отлично удалось перевоплотиться во француженку.

Чтобы войти в нужное состояние, я начала подыскивать французские синонимы для столь привычных мне «дорогая» или «солнышко». Может быть, это всего лишь игра воображения, но, клянусь, я добивалась гораздо большего успеха, когда говорила: «Это единственное, что я могу предложить тебе на ужин, mon petit chou, поэтому не выходи из-за стола, пока все не доешь».

Вот небольшая табличка, которая вам поможет. Проникнитесь французским духом!

Для слова «приятель» французского аналога не существует!

Советую запомнить также: mon ange, mon bebe, mon amour.

Родителям нелегко отделить свои эмоции от эмоций собственных детей – особенно если они никогда не пытались этого сделать. Современные родители считают детей собственным продолжением, а не самостоятельными людьми, которым необходимо научиться ориентироваться в мире, где есть и хорошее и плохое.

Мы уже знаем, что такое разочарование, боль и страх (не знаю ни одного своего ровесника, которого воспитывали бы в такой тепличной обстановке, в какой живут наши собственные дети). Поэтому мы хотим любой ценой оградить от этого своих близких. Но нашим детям необходим такой опыт, чтобы уметь справляться с жизненными трудностями. Они смогут его усвоить. Когда же мы подчиняем всю свою жизнь обожаемым крошкам, то забываем об этом.

Я обсуждала эту проблему с французскими родителями, и они всегда говорили, как для детей важно, чтобы родители оставляли их в покое, позволяли самим решать собственные проблемы и испытывать – и преодолевать – дискомфорт. Так же это важно для родителей и качества их жизни.

Еще труднее сыграть строгого критика, если ты уже стал для своих детей приятелем.

Прошлым летом мы обедали с группой французских родителей на окраине Парижа. Я заговорила о том, что американские родители стремятся стать друзьями для собственных детей. Помню, что использовала слово «приятель». Можно было подумать, что я громко пукнула или пренебрежительно отозвалась о творчестве Сержа Гейнсбура. Кто-то закатил глаза, кто-то нервно хихикнул. (Должна сразу сказать: я не страдаю метеоризмом и обожаю Гейнсбура.) Лишь потом я узнала, что французы терпеть не могут подобный подход.

«Да, мы постоянно об этом слышим, – со смехом сказала одна из присутствующих женщин. – Я попробовала это американское слово, и мой муж никак не может от него отвыкнуть. Я то и дело слышу: «Пошли, приятель, и не злись на меня, потому что пора идти. Ну пошли же, приятель!» Приятель! Приятель! Приятель! Или «Ну же, приятель! Ты не доел свой обед!» Мне хочется сказать: «Ты должен быть для него отцом, а приятелей он найдет среди ровесников». Бедный ребенок шагу не может ступить, чтобы не услышать от отца «приятель», «приятель», «приятель».