Французские дети не плюются едой. Секреты воспитания из Парижа

Эпизод с Лео в парке внушил мне уверенность в своих силах, теперь я пытаюсь быть строгой мамой все время. Но это не всегда срабатывает. Я не всегда угадываю, когда нужно «закрутить болт», а когда, наоборот, ослабить.

Обращаюсь за советом к Мадлен, французской няне, работавшей в семье Робин и Марка. Мы с ней отправляемся обедать. Мадлен живет в маленьком городке в Бретани – это на западе Франции, но сейчас работает в ночную смену в парижской семье, где недавно родился малыш. (Ребенок все еще учится спать по ночам, объясняет Мадлен.)

Мадлен 63 года, у нее трое сыновей. Короткие седеющие каштановые волосы, теплая улыбка – она излучает спокойную уверенность, которую мне уже приходилось наблюдать у знакомых французов. Как и они, эта женщина убеждена в правильности своих методов.

– Чем избалованнее ребенок, тем он несчастнее, – говорит она практически сразу, как только мы садимся за стол.

Как же ей удается управляться со своими подопечными?

– Les gros yeux, – отвечает она. Это значит – «большие глаза».

Мадлен превращается из доброй бабули в розовом свитере и шарфике в злобную сову. Если даже она утрирует, «большие глаза» выглядят очень убедительно.

Я тоже хочу научиться делать les gros yeux. Когда приносят салаты, мы начинаем тренироваться. Поначалу мне трудно изображать сову и не смеяться. Но, как и с Фредерик в парке, мне постепенно удается поверить в свои силы, и я чувствую разницу. Смеяться уже не хочется.

Мадлен говорит, что она вовсе не испугом пытается заставить детей слушать ее. «Большие глаза» наиболее эффективны, если с малышом установлена тесная связь, есть взаимное уважение. По словам Мадлен, самое приятное в ее работе – это когда удается установить с ребенком взаимопонимание, словно они смотрят на мир одними глазами. В таком случае она предугадывает поступки ребенка еще до того, как ему придет в голову что-то сделать. Надо внимательно наблюдать за ним, говорить с ним, давать ему определенную степень свободы. И понимать, что ребенок – тоже человек.

Чтобы выстроить с ребенком такие отношения, в рамках которых он будет реагировать на «большие глаза», необходимо сочетать строгость с гибкостью, предоставлять детям и автономию, и выбор.

– Детям нужно давать свободу, чтобы они могли проявить свою личность, – говорит она.

Мадлен считает, что строгость не противоречит взаимопониманию. Ее авторитет рождается как бы изнутри взаимоотношений с ребенком: она не давит на детей. Ей удается найти равновесие между общением на равных и авторитетом воспитателя.

– К детям нужно прислушиваться, но границы устанавливают взрослые, – объясняет она.

«Большие глаза» – знаменитый воспитательный метод во Франции. Бин жуть как боится, что воспитатель в яслях покажет les gros yeux! Даже взрослые французы до сих пор помнят, как на них смотрели «большими глазами» или делали что-то похожее.

«У нее было такое особое выражение лица», – пишет о своей матери Клотильда Дюсолье, парижский кулинарный критик. А еще ее отец и мать «начинали говорить особым голосом, когда мы переходили границы дозволенного. На их лицах появлялось суровое, раздосадованное, недовольное выражение, и они говорили: “Нет, это плохое слово”. Нам становилось стыдно, мы чувствовали себя немного униженными. Но это быстро забывалось».

Любопытно, что Клотильда с нежностью вспоминает «большие глаза» – как и систему ограничений, в рамках которой применялся этот метод. «Она всегда очень четко давала понять, что можно, а что нельзя, – пишет она о своей матери. – Ей удавалось быть любящей мамой и внушать нам уважение, даже не повышая голос.»

А вот я часто повышаю голос на детей. Криком иногда удается заставить их почистить зубы или вымыть руки перед ужином, но я после этого чувствую себя ужасно, и атмосфера в доме стоит та еще.

Бывает, что и французы обращаются к детям на повышенных тонах. Однако они предпочитают наносить тактические удары, а не открывать сплошной огонь. Крик приберегают для совсем уж экстренных случаев, когда «донести мысль» больше никак не получается. Когда же я кричу на детей в парке или дома при гостях, французы всегда очень нервничают, словно стали свидетелями серьезного нарушения.

Американцы – и я в том числе – связывают понятие родительского авторитета с дисциплиной и наказанием. Французы о наказаниях не упоминают никогда. Они говорят об éducation – обучении детей. То есть, детей постепенно учат тому, что приемлемо, а что нет. Поскольку родитель выступает в роли учителя, а не полицейского, само общение детей и родителей окрашено в более спокойные тона. Когда Лео отказывается пользоваться взрослыми приборами за столом, представляю, что учу его пользоваться вилкой так же, как учила бы буквам алфавита. Так мне проще сохранять терпение и спокойствие. Мне больше не кажется, что меня не уважают, и я не сержусь, если он не подчиняется немедленно. Поскольку Лео чувствует, что напряжение уходит, он с большей охотой пробует воспользоваться вилкой. Я не кричу, и всем гораздо приятнее ужинать.