Французские гастроли

— А вот это будет зависеть от того, до чего мы сейчас с тобой договоримся. Можем ограничиться просто беседой, если придём к обоюдному соглашению. Ну а если не придём… — следователь картинно разводит руками. — Но думаю, что мы всё-таки договоримся. Парень ты неглупый, неприятности тебе не нужны, да и времени долго раздумывать у тебя нет. Пароход отходит завтра, хочешь плыть, так плыви. Как говорится — скатертью дорога, только сначала подпиши вот это.

Следователь пододвигает в мою сторону листок, на который поначалу я внимания не обратил. Ну лежит себе бумажка на столе и лежит, никому не мешает. Мало ли? Подсаживаюсь ближе к столу (хм, а табурет-то к полу и не привинчен) беру в руки листок и начинаю читать. «Я (ФИО) даю добровольное согласие на сотрудничество…» В недоумении поднимаю глаза на следователя.

— А что это такое?

— Это, Миша, простая формальность. Подписывай и можешь быть свободен! — следователь добродушно улыбается, но вот взгляд у него какой-то колючий.

«Простая формальность»? Ага! А потом, лет через шестьдесят какой-нибудь «правдоруб» будет размахивать этой бумажкой и захлёбываясь слюной от восторга, верещать с телеэкрана что оказывается основатель «Поющей Одессы» был сексотом ГПУ. Сам ансамбль гепеушной структурой для отмывания денег, все его участники в званиях не ниже лейтенантов ГПУ и вообще у них у всех руки по локоть в крови и стопятьот мильёнов невинно замученных у каждого за спиной.

Да и не надо даже ждать полвека. Крыша этой организации уже сейчас основательно «протекает» и в структуре нынешнего ГПУ столько потенциальных предателей и будущих перебежчиков, что эта бумажка уже через год-два легко может оказаться на западе. А мне нужен тот грандиозный шухер, что обязательно поднимется в современных СМИ? Страшно даже представить себе, что смогут понаписать зарубежные газеты.

Где самым невинным заголовком будет «Молодой и подающий надежды музыкант из СССР оказался стукачом и секретным сотрудником ГПУ!». Да ну нафиг! Это конец всем моим задумкам. Бр-р-р! Я даже плечами передёрнул от отвращения. Осторожно положив листок обратно на стол, откинулся назад насколько это было возможно в моём положении и отрицательно покачал головой.

— Я не стану этого подписывать!

Улыбка сползла с лица следователя. — Ты оказываешься с нами сотрудничать? И почему?

— Я несовершеннолетний и не имею права подписывать такие серьёзные документы!

— Миша, не расчёсывай мне нервы. Насколько я знаю, ты уже прошёл эмансипацию, так что имеешь право подписывать любые документы.

— Нет. Не любые! Частичная эмансипация не даёт мне право до официального совершеннолетия вступать в брак и быть призванным на военную службу. А также сотрудничать на официальном уровне с государственными органами, в том числе с милицией и ГПУ.

— Что, так хорошо законы изучил? — в голосе чекиста мне вдруг почудилось змеиное шипение. — Спасибо что напомнил мне о милиции. Как ты считаешь, что полагается за убийство? Думал мы не знаем, что произошло на пляже Отрады? Нам всё известно! Конечно, ты можешь сослаться на давность преступления и свой юный возраст. Но убийство-то было?

— Мне вот интересно, как быстро тебя лишат командировки в твой любимый Париж если эта история сейчас всплывёт наружу? А мне стоит сделать только один звонок и вся твоя стажировка накроется медным тазом. Так что не дури и не создавай себе проблем. — и вдруг сорвался на крик. — Подписывай! Пока с тобой, сопляк, по-хорошему разговаривают!

Эх! Как же мне сейчас хреново… Вот жешь, самка собаки! Ведь шантажирует внаглую. И что делать? Я поёрзал на табурете, посмотрел на следака… и вдруг успокоился. Да и хрен с ней, с этой Францией. Хотел выгадать время и через два года поступить в Мурмелонскую авиационную школу, но раз не получается, то через четыре года поступлю в школу пилотов в Одессе, а не выйдет поступить в Одессе, в «Каче» на пилота выучусь, а не примут в Качинское, так лётных училищ в СССР хватает. Потеряю ещё два-три года, но поступлю. А пока в аэроклуб ходить начну. Вот мама-то как обрадуется, что я остаюсь в Одессе!

— А звони! Что, так хреново в ГПУ с кадрами стало, что уже и детей вербуете? Плевать, я и без Франции проживу.

— А это смотря как жить будешь, гражданин Лапин. Можно и на свободе, а можно и за колючей проволокой. Хотел я с тобой по-хорошему обойтись, да видимо не получается у нас доверительного разговора. Хорошо, давай по-плохому! Есть на тебя сигнал, что ты японский шпион и завербован ещё во Владивостоке. Да и с легендой твоей прокол вышел. Никакой ты не еврей и папашка твой, не совсем тебе папочка. У того гражданина, на которого ты ссылаешься, вообще детей не было. Так что это ещё надо проверить, кто твои настоящие родители и каким таким макаром ты втёрся в доверие к своей нынешней приёмной матери. А может и её купили, и завербовали?