Французские гастроли

Как у нас сегодня прошёл первый секс ни я, ни она, похоже так толком и не поняли. Всё было в спешке. Её одежда так и валяется у кровати, как и «утиральник», как-то не того было. Начинаю ласкать пальцами рыжеватый треугольничек, и девушка окончательно возбуждается. Наваливаюсь на неё, и какое-то время в каюте слышны только наши поцелуи, обоюдные стоны да прерывистые всхлипы. К пику мы подходим одновременно. Надеюсь, что на прогулочных палубах в этот поздний час никого нет. Боюсь, что закрытые иллюминатор и дверь каюты служат слабой преградой для громкого и сладострастного стона моей девушки. Вновь обессиленно замираем, и Агнешка счастливо утыкается носом мне в грудь.

Лёжа на моём плече, она что-то увлечённо рисует пальчиком на моей груди и беспричинно улыбается. Нам обоим хорошо и это прекрасно. — Мсье, а вы меня обманули! Я не могу быть Вашей первой женщиной. У вас такой опыт, что вряд ли может быть у девственника. Признайтесь, у Вас уже было много женщин до меня? — девушка замирает в ожидании ответа. Господи! Да эти красотки во всех мирах одинаковы! Я улыбаюсь, и глядя в большие серые глаза, отрицательно качаю головой. — Агнешка, клянусь, в этом мире ты у меня самая первая и единственная! — девчонка отчего-то облегчённо вздыхает, улыбается и нежно целует меня в плечо.

— А ты меня тоже обманула! — глазки моей девушки удивлённо распахиваются. — В чём? Уверяю Вас, мсье, что и думать об этом не могла! — я ухмыляюсь и щекочу пальцами взлохмаченный лобок. — В этом! Ты не блондинка, ты рыжая! — девушка опять краснеет. — Мне никогда не нравился цвет моих волос. Я не рыжая и не блондинка, а какая-то серединка на половинку. Подмышки и… там, рыжие, а голова светлая с рыжим оттенком. Вот и крашусь в блондинку. — девушка на минутку замолкает и затем произносит. — Вот у Вас, мсье, красивые волосы. Вроде бы и блондин, но оттенок медовый. Не то, что у меня!

— Агнешка, давай договоримся, что когда мы наедине, называй меня просто по имени — Мишель. А то чувствую себя так, словно я старый и дряхлый господин, а ты, моя нерадивая служанка. — Агнешка тут же по-турецки садится на кровати, плотоядно облизывает губы и, склоняя голову, улыбаясь произносит: — Я буду очень покорной и послушной служанкой! — ах так? Подхватываю искусительницу под ягодицы и усаживаю на себя. Позу «всадница» мы ещё не пробовали! Глаза у девушки распахиваются в изумлении, видимо, о таком она даже и не догадывалась. Но ученицей оказывается способной, и вскоре каюта вновь оглашается её иступлёнными криками наслаждения.

Мы снова лежим, и девчонка опять что-то на мне рисует. — Агнешка, а можно тебе задать нескромный вопрос? — девушка чуть колеблется, но согласно кивает. — А как так получилось, что у тебя был мужчина, но ты осталась девственницей? Он что, был извращенцем? — девушка опять заливается стыдливым румянцем. — Что Вы! Мой жених был нормальным парнем. Мы были помолвлены, и он очень настойчиво добивался моей близости, но я была против. Это неприлично делать до венчания, тем более я была очень юной, набожной… и боялась этого. Мы должны были обвенчаться осенью, вот я себя и соблюдала.

— Янек был матросом на углевозе и вот однажды накануне рейса он пришёл сильно выпившим и сказал, что нам надо поговорить. Отца и матушки дома не было и, на свою беду, я впустила его. А он начал распускать руки и потом вообще потерял разум и начал домогаться меня силой. Он был очень сильным парнем я не смогла долго сопротивляться. Это было ужасно! Он порвал на мне платье и панталончики, уронил меня на пол и засунул свой отросток между моих ног как я ни старалась этого не допустить. Я сжимала свои ноги так сильно как только могла, а он продолжал на мне ёрзать и елозить пока не стёр мне весь лобок в кровь.

— А потом всё закончилось, я убежала в ванную закрылась там и горько плакала по своей порушенной чести. Не такой я представляла нашу первую близость затем долго мылась, стараясь отмыться от всей этой грязи. Он запачкал мне все ляжки своим семенем. Но хуже того он разболтал своим дружкам что я всё-таки ему уступила и теперь его женщина. Он грозился убить любого, кто только на меня посмотрит в его отсутствие, а я молилась, желая ему смерти. Дура! Он ушёл в море и не вернулся. Никто не вернулся. На Балтике был жестокий шторм, и многие в тот день осиротели. Люди считали, что это море взяло их мужей и сыновей, но я-то знала, что это я всех погубила своей нечестивой молитвой.