Французские каникулы

Она была знаменита — и этим было все сказано. Она, несомненно, была хитрее, коварнее, двуличнее всех, кого Роберт когда-либо знал. Ее привычки, ее чересчур раскованные манеры и вообще самый образ ее жизни были неприятны и чужды Диане и Паскаль. Обе считали ее «недостаточно респектабельной» на том лишь основании, что Гвен Томпсон была разведена и что в сорок лет у нее не было детей, что, по их мнению, свидетельствовало о крайнем эгоцентризме и себялюбии. Увлеченность карьерой, вызывавшая их уважение в других людях, в случае с Гвен казалась им лишь еще одним доказательством того, что актриса не способна любить никого, кроме себя. Паскаль любила детей, хотя и не могла их иметь. Гвен Томпсон скорее всего могла, но, коль скоро она не озаботилась тем, чтобы к сорока годам стать матерью, это в их понимании могло означать только одно: актриса до того эгоистична, что даже дети ей помеха. И это было еще одним поводом ненавидеть ее, хотя ни Паскаль, ни Диана еще ни разу не видели Гвен Томпсон.

Утром в понедельник Гвен позвонила на виллу и сообщила Роберту, что приедет к обеду. Паскаль и Диана были уверены, что она подкатит к крыльцу в длинном черном лимузине, за рулем которого будет сидеть одетый в ливрею шофер. На всякий случай они заставили Мариуса починить кровать в гостевой спальне, в которой жила Аманда, однако ни та, ни другая нисколько бы не возражали, если бы ножки кровати именно под ней подломились вновь. Паскаль чуть не всерьез раздумывала, не подпилить ли их и с другой стороны, а Диана размышляла о том, что скажет знаменитая Гвен Томпсон, если в одно прекрасное утро обнаружит в своей спальне жирную хвостатую крысу или семейство черных тараканов. Им даже не приходило в голову, что они ведут себя, как школьницы в летнем лагере или скучающие подростки из школы-интерната, готовые терзать и мучить новенькую ученицу просто потому, что они не были с ней знакомы.

А Роберт даже не подозревал, какие коварные планы роятся в головах его лучших друзей. Готовясь к приезду Гвен, он принял душ, побрился и оделся с особой тщательностью. В белоснежных шортах, белой рубашке-поло и коричневых кожаных сандалиях он был похож на рекламную картинку из дорогого спортивного журнала; для полного сходства ему не хватало только теннисной ракетки или клюшки для гольфа. Паскаль и Диана сразу это отметили — и остались очень недовольны. Им казалось неправильным, нечестным, что после смерти жены Роберт стал выглядеть значительно лучше и моложе, чем когда Энн была жива.

Не зная, как еще выразить свои чувства, Паскаль предложила обедать без Гвен, но Роберт сказал, что в таком случае тоже не будет есть. Если Гвен проголодается, сказал он, они съездят в какое-нибудь бистро в Сен-Тропе. Это казалось ему более приличным, чем садиться за стол, не дожидаясь ее. Впрочем, Роберт сказал, что остальные ни в коем случае не должны ориентироваться на него и что он не умрет, если вообще пропустит обед. Роберт, конечно, не догадывался, как на самом деле относятся к приезду Гвен Паскаль и Диана; в противном случае он бы не пригласил ее вовсе, да и сам бы, наверное, не поехал в Сен-Тропе.

Пробило двенадцать. Паскаль уже начала накрывать на стол, когда снаружи донесся шум мотора. Выглянув в окно, она, однако, увидела не шикарный лимузин, а самую обыкновенную малолитражку, из которой вылезала прелестная молодая женщина в мини-юбке, белой майке и босоножках без каблуков. Ее медно-рыжие волосы были заплетены в толстую косу, и Паскаль на мгновение показалось, что гостья чем-то похожа на Аманду. Впрочем, она была намного красивее дочери Роберта, и Паскаль недоумевала, кто бы это мог быть. Поблизости не видно было ни лимузина, ни шофера в ливрее, ни толпы папарацци с объективами на изготовку, и поначалу это сбило Паскаль с толку, но вскоре она все поняла. Гвен Томпсон наконец явилась…

А Гвен достала из багажника сумку и небольшой чемодан и теперь с растерянным видом оглядывалась по сторонам. Вспомнив о приличиях, Паскаль как раз собиралась сказать Мариусу, чтобы он забрал у Гвен вещи и проводил в дом, но вдруг заметила Роберта, который торопливо сбегал с крыльца навстречу Гвен. Должно быть, он увидел ее из своей спальни, и Паскаль с неудовольствием подумала, что Роберт, должно быть, с самого утра торчал у окна, поджидая Гвен.

При виде Роберта Гвен просияла. Даже Паскаль вынуждена была признать, что улыбка у нее ослепительная, кожа — как персик, а ноги — длинные и стройные. У Гвен вообще была очень хорошая фигура, которой можно было только позавидовать, но Паскаль только зубами заскрипела. Она заметила ответную улыбку на лице Роберта, и эта улыбка сказала ей очень многое. Друзья? «Если они — „просто друзья“, то я — папа римский», — подумала Паскаль мрачно. Выражение радости и счастья на лицах Гвен и Роберта неприятно удивило ее, к тому же эти двое держались друг с другом слишком раскованно и естественно, словно были знакомы много лет.