Французские уроки. Путешествие с ножом, вилкой и штопором

Морен замолчал, чтобы отхлебнуть вина, и я задал вопрос, который давно уже меня беспокоил: каким образом улитки определяют, кто из них будет кавалером, а кто – дамой? Что помогает им принять решение – телепатия, запах, фаза Луны, едва заметные сигналы рожками? В конце концов, это ведь самый существенный момент «предварительных ласк», и, если случится недопонимание, оно может совершенно испортить приятно начавшийся вечер. К сожалению, Морен не смог дать на мой вопрос точного научного ответа. Ils s’arrangent, сказал он. Как-то устраиваются.

В зале стояла приятная прохлада, а в приоткрытую дверь мы видели раскаленную от дневного жара улицу. Без особого труда мы убедили друг друга задержаться внутри и заказать на двоих еще одну дюжину. Я обнаружил, что escargots похожи на соленые орешки или чипсы – сколько их ни съешь, всегда найдется место для добавки. Сегодня мы ели gros blancs[64] или escargots de Bourgogne[65] – самый известный вид среди сотни, обитающих во Франции. Другая известная разновидность – petit gris[66] – гораздо меньше и не так вкусна. Упомянув о ней, Морен вспомнил о случае ловкого мошенничества.

Существует немало преступников, наживающихся на улитках. Они изобрели множество способов обмана доверчивых покупателей. Один из самых распространенных заключается в том, что маленькую серую улитку выдают за более дорогую и крупную белую. Для этого в освободившиеся раковины escargots de Bourgogne переселяют дешевых petit gris. Возмутительно! Но мало этого – над улитками нависла еще и угроза с востока. Морен помрачнел и сокрушенно потряс головой. Азиатские моллюски в огромных количествах ввозятся в страну и бессовестно выдаются за честных французских улиток!

Я уже не в первый раз слышал, как китайцев обвиняют в подобных грехах. Не так давно китайская афера с трюфелями вызвала взрыв возмущения во Франции. А еще поговаривают, что азиаты норовят проникнуть и на лягушачий рынок. При этом из виду совершенно упускается тот факт, что ни трюфели, ни лягушки из Китая не могли бы попасть на прилавки без помощи французских партнеров. Разве может бизнесмен из Пекина с портфелем, набитым образчиками почти настоящих перигорских трюфелей или лягушек класса люкс, незамеченным пробраться по коридорам французской гастрономии? Сомневаюсь, что это возможно, даже если он будет говорить без всякого акцента.

Но эти китайцы не останавливаются на трюфелях и лягушачьих окорочках! Морен порылся в карманах и извлек оттуда смятую газетную вырезку.

– Фуа-гра! – с горечью произнес он. – Полюбуйтесь, теперь они добрались и до фуа-гра.

Пока он утешал себя вином из кувшина, я прочитал заметку. В ней сообщалось, что два предприимчивых джентльмена, мистер Чен и мистер By, недавно основали гусиную ферму чуть севернее границы с Вьетнамом. Колоссальную ферму, способную производить в год более тысячи тонн превосходной печени – гусиной, а не более распространенной и дешевой утиной. По утверждению журналиста, это вдвое больше, чем сейчас производится во всей Франции.

Я дочитал и поднял глаза на Морена.

– Alors?[67] – он возмущенно потряс головой. – И когда же это кончится?

Мы уже давно остались за столом вдвоем. Наши соседи, влюбленная пара, удалились, тесно прижавшись друг к другу бедрами и потому не без труда протиснувшись в дверь. Полагаю, что, покончив за ланчем с предварительными ласками, они направились прямиком к ярусам матрасов. У меня закончились вопросы, а Морен казался усталым, – вероятно, сказывалось волнение по китайскому вопросу и изрядное количество выпитого «гевюрца». Он сказал, что пойдет домой и отдохнет немного, перед тем как продолжить празднование. На прощанье мы договорились встретиться на этом же месте ровно через год – обещание, которое часто дается после хорошего ланча, но редко выполняется, – потом вместе вышли из ресторана и разбрелись в разные стороны.

Вечером в гостинице я достал из кармана прихваченную на память ракушку и три раза, согласно инструкции, сполоснул ее под краном. Как и моя рубашка, она все еще слабо пахла чесноком. Я любовался на причудливо изогнутый, идеально приспособленный природой для своей цели переносной домик чудесного карамельного цвета и раздумывал над тем, кто же первым заглянул внутрь и решил, что его обитательница годится в пищу. Вряд ли у кого-то потекут слюнки при виде живой улитки. Она не обладает сильно соблазнительным запахом. Цвет и внешний вид тоже не назовешь особо аппетитными. И все-таки какой-то храбрец попробовал ее и объявил всем, что это вкусно. Что заставило его впервые положить улитку в рот – голод или неуемное любопытство?