Французский авантюрист при дворе Петра I. Письма и бумаги барона де Сент-Илера

Опала Шафирова в 1723 г., разумеется, нанесла удар по его клиентской сети: креатуры вице-канцлера оказались выключенными из российской внешней политики. Шлейниц, несмотря на назначение в Брауншвейг, остается в Париже еще на несколько лет: по его словам, выехать из Франции ему мешают долги. Кроме того, Шлейниц — совместно со все тем же Бертоном — подвизается в эти годы в качестве если не воспитателя, то координатора воспитания русских аристократических юношей в Париже: это помогает ему поддерживать отношения с русскими вельможами. Как мы помним, уже в 1717 г. в доме Шлейница жили сыновья Шафирова и Толстого. В марте 1723 г. Иван Калушкин, сотрудник русской дипломатической миссии в Париже, присматривавший за обучением племянника кн. В.Л. Долгорукова, доносил, что «господин Шлейниц безмерно X князь Якову Александровичю ласков так что по вся празднишные дни берет ево к себе обедать». «J’ay ete те divertit ce carnaval chez MonsieurDeverton», — отчитывался тогда же сам юный Prince Jacques Долгоруков{315}. Осенью того же года Шлейниц сообщает, что некий «корабль Бертона» благополучно прибыл в Гавр, после чего тот отправился в Руан (мы помним, что именно с Руаном было связано торговое предприятие Бертона и Сент-Илера), взяв с собой и князя Якова в «petit voyage»{316}. Вопреки рассказам шевалье де Гийе о его ужасном прошлом, Бертон в эти годы вхож в те социальные круги, в которых вращается и сам кн. А.Б. Куракин. «Прошу Вас, сообщите мне, что господин де Бертон сказал о нас, голландках. Полагаю, что мы не скоро увидим его у нас; между нами говоря, с каждым днем становится все скучнее и хуже», — жалуется молодому русскому дипломату одна из его светских приятельниц из Гааги. «Когда люди не знают, что сказать о других, то вымышляют и выдают за верное — такова мода сей очаровательной местности», — добавляет она{317}. К 1727 г. Бертон ухитрился даже задолжать 10 тыс. ливров самому кн. Б.И. Куракину, которые дипломат перед смертью все еще надеялся «при помощи божеской, и на его святую милость [уповая], твердо персонально сам получить»{318}.

Шлейниц-младший тем временем остается все эти годы в России. В 1723 г. он заявляет, что «я уже сам до таких лет дошел», чтобы вступить на государеву службу, и просит назначить его куда-нибудь послом, или хотя бы в посольство, или же дать ему паспорт на выезд из империи{319}. К 1725 г. Кампредон сообщал, что Шлейниц-младший якобы сошелся с оставшимся не у дел Лави; последний поселился у еще одного иностранца, церемониймейстера Ф.М. Санти, дом их «есть открытый притон, куда и сын барона Шлейница ходить оповещать свои новости», т.е. одновременно и представлять себя информированным человеком, находящимся в курсе политических дел, и обмениваться информацией{320}.