Французский авантюрный роман: Тайны Нью-Йорка. Сокровище мадам Дюбарри

Трип и Моп поспешили покаяться и принести Баму самые искренние извинения.

— Мы сегодня же начинаем генеральное сражение — сказал Бам. — Будьте готовы ко всему. Человек, с которым мы вступаем в борьбу, настолько силен, что может уничтожить вас одним взмахом руки… Итак, нужно быть предельно осторожными. Ничего не делайте без меня! Если объявление, которое я сейчас дам вам для следующего номера, вызовет сильную бурю, склоните головы и молчите…

— А если нас убьют? — проворчал Трип.

— Что ж, пусть убивают!

Джентльмены умолкли.

Бам вынул из портфеля бумагу.

— Вот объявление, — сказал он. — Эти несколько строк должны быть напечатаны крупным шрифтом на первой полосе. Постарайтесь, чтоб все было выполнено как следует. Впрочем, я просмотрю сам…

И он еще раз прочел объявление.

Оно было более чем странным.

ПОВЕШЕННЫЙ ЗАГОВОРИЛ!

(Чудеса современной науки.)

Преступления на Чертовой горе. Интересные подробности. Ужасные ответы.

МЕМУАРЫ ПОВЕШЕННОГО,

написанные им самим,

будут печататься безостановочно в «Кошке», начиная с будущей субботы.

Первая часть носит следующее заглавие:

С. Б. Т. А. М.

Примечание: Если кто-нибудь из наших читателей пожелает доставить или получить специальные сведения, пусть благоволит адресоваться в контору редакции от 9 до 11 часов утра.

Трип и Моп слушали с глубоким вниманием.

А Бам смотрел на объявление, хорошо понимая, что в нем и заключалась тайна Тиллингеста — он был в этом уверен.

И Бам спрашивал себя, что заставило Эффи наконец-то заговорить?

— Но, — возразил Трип, почесывая за ухом, — если придут переговорить с повешенным… что должны мы отвечать?

Бам провел рукой по лбу, как бы прогоняя мучившие его мысли.

— Вы назначите свидание на следующий день, — сказал он отрывисто, — и сразу же предупредите меня…

14 НА ВИСЕЛИЦЕ ТОЖЕ РАСТУТ ПЛОДЫ

Утром следующего дня Бам, дрожа от бешенства, шагал из угла в угол по своему номеру, который он снимал в Бруклинской гостинице.

Он лихорадочно мял в руке только что полученное письмо. Затем он развернул его и снова пробежал глазами.

«Друг мой, — так начиналось письмо со штампом города Балтиморы. — Вы слишком нетерпеливы. Позвольте вам напомнить, что вы дали обещание слушаться моих указаний во всех перипетиях борьбы, предпринятой нами. Одна неосторожность может все испортить. Отказавшись отдать вам документы, о которых вы пишете, я действовала в наших общих интересах. Еще немного терпения! Следуйте в точности моим указаниям, в течение нескольких дней повторяйте на первой полосе газеты объявление, которое я вам выслала. Когда придет время, вы все узнаете. Избавьте меня, прошу вас, от ваших нелепых капризов, похожих на угрозы и неуместных в этой ситуации… В последний раз повторяю, ничего не предпринимайте без моего разрешения…»

В конце стояла подпись Эффи.

— Итак, — прошептал Бам, дрожа от гнева, — я стал жалким рабом этой женщины. Я имел глупость связать себя с ней, и теперь она издевается надо мной! В каждой ее фразе я слышу ту иронию, которая жгла меня при нашем последнем свидании.

Он в бешенстве топнул ногой.

— Проклятие! Ненавижу! Что ж, придет и мое время, когда вы дорого заплатите, моя гордая красавица, за те унижения, которые я сейчас терплю…

Действительно, положение Бама было незавидным во всех отношениях.

Там, где он надеялся найти союзника, он встретил деспота. Его вольная разбойничья душа не могла терпеть этой зависимости, этого слепого подчинения… И — кому?!

До сих пор он терпел. Он сознавал силу этой женщины и искренне соглашался жертвовать своим самолюбием для блага общего дела. Но он надеялся, что настанет день, когда она придет к естественному решению посвятить его во все тонкости дела на правах партнера. И он терпеливо ждал этого решения. Его эротические устремления в отношении Эффи сменились теперь холодным и злобным желанием покорить, сломить эту женщину, растоптать ее самолюбие.

Теперь не любовь влекла его к ней, а гордость. Он хотел, чтоб она принадлежала ему телом и душой, а вот тогда с каким наслаждением он отомстит ей!

Сильный стук в дверь вывел его из задумчивости.

И в дверном проеме возникли почтительные фигуры наших друзей Трипа и Мопа.

— Как? Вы здесь? — рявкнул Бам. — Я, кажется, запретил вам являться в Бруклин под каким бы то ни было предлогом!

Бам даже обрадовался случаю выместить на ком-то свой гнев.

— Тише! — приложил палец к губам Трип.

— Тише! — повторил Моп.

Затем оба обернулись и заглянули через перила лестницы.

— Никого! — сказал Трип.

— Да войдете ли вы наконец? — спросил Бам.

И, схватив Мопа за руки, он втащил его в комнату. Трип вошел следом и закрыл дверь.