Французский дьявол

Я сухо усмехнулся, убирая механический лук в заплечный мешок. Как ни странно, но чем дороже оружие, тем удобнее оно в эксплуатации. К примеру, вот эта итальянская игрушка бьет недалеко, зато кучно, да и перезаряжается практически мгновенно, идеальное средство, чтобы заткнуть пасть сторожевому псу. Вон они валяются, лучшие друзья человека, три выстрела — три цели, а теперь разыщу-ка я людей. Не имею против прислуги и охраны ничего личного, но и оставлять за спиной никого не собираюсь. Не хватало еще, чтобы в самый неподходящий момент какой-нибудь особо преданный хозяину лакей всадил мне в спину нож.

Когда я заканчиваю с обитателями первого этажа, то, уже не торопясь, поднимаюсь на второй. Широкая лестница покрыта ковровой дорожкой, на перилах ни пылинки, похоже, господин епископ держал покойных слуг в строгости.

Перед дверью спальни я останавливаюсь и несколько секунд разглядываю украшающую ее резьбу. По обе стороны двери в стену вделаны массивные бронзовые канделябры в виде кланяющихся мавров. В руках обитатели Африки держат толстые свечи, горящие ярко и ровно, словно лампочки.

Кинжал сам прыгает в руку, я долго любуюсь хищным блеском лезвия, верчу его так и эдак, а затем решительно вставляю клинок в ножны. Жанна сгорела заживо, а этот умрет мгновенно? Несправедливо! Так легко господин епископ у меня не отделается, клянусь, его ждет мучительная смерть. Впереди у нас вся ночь, вполне достаточно времени для любых забав. Качественно исполненная месть требует холодной головы, и я с кривой ухмылкой возвращаюсь на кухню.

Не проходит и пяти минут, как дверь спальни бесшумно распахивается, я захожу внутрь, держа в левой руке серебряный поднос. На нем кубок, в котором плещется жидкость цвета коньяка, и золотое блюдо, заботливо укрытое кружевной салфеткой. Я бережно ставлю поднос на мраморный столик у изголовья кровати, разгораются зажженные мною свечи, и вскоре в спальне становится светло, словно днем. Похоже, господин епископ изрядно подслеповат, канделябров, развешанных по стенам спальни, достаточно, чтобы осветить целый особняк.

— Проснитесь, господин Кошон! — громко говорю я. — Настало время принять лекарство.

Но человек, сладко сопящий под пуховым одеялом, на голос не реагирует и просыпается только тогда, когда я встряхиваю его за жирное плечо. Он сонно таращится непонимающими глазами и, широко зевнув, сварливо заявляет:

— Пошел прочь, мерзавец! Я никого не звал!

— Никто мне не рад, — вздыхаю я, а потом, рывком усадив епископа в постели, сую ему в лицо кубок. — А ну пей, сволочь!

— Это яд! — испуганно визжит толстяк, мгновенно покрывшись липким потом. — Не буду пить!

Я молча щекочу кинжалом дряблое горло, и епископ, сникнув, проглатывает содержимое кубка, в его глазах полыхает ярость загнанного зверя. Убрав клинок, я забираю у толстяка кубок и холодно говорю:

— Это лекарство, а не яд. А то, не дай бог, с тобой случится инфаркт или инсульт еще до окончания нашего разговора.

— Я узнал тебя! — перебивает меня епископ, выпучив маленькие свинячьи глазки. — Ты же тот самый лекаришка, что лечил меня в Морто!

Не обращая внимания на то, что там лопочет эта английская подстилка, я на всякий случай уточняю:

— Имею честь говорить с епископом Бове, бывшим ректором Парижского университета, уроженцем Руана Пьером Кошоном?

— Все верно, только родился я в Реймсе, в семье известного винодела, — осторожно отзывается толстяк.

Судя по всему, господин Кошон уже справился с растерянностью. Сейчас судорожно прикидывает, что же произошло и как ему выпутаться живым из этой переделки. Быстро же он пришел в себя, взгляд сосредоточенный, не слышно ни глупых угроз, ни попыток подкупа. Ждет, пока я сам скажу, чего же мне от него надо. Похоже, абы кого в епископах не держат.

— Да нет же, уважаемый, — с улыбкой поправляю я собеседника. — Родились вы все-таки в Руане, в дворянской семье. Прадед ваш состоял в ордене тамплиеров, и после разгрома храмовников ваша семья укрылась в Руане. Вы с ранней юности преданно служили герцогу Бургундскому, это ведь после ваших пламенных речей, произнесенных на площадях столицы, чернь некогда разгромила весь Париж. Тогда бунтовщики ворвались даже в спальню юного дофина, ныне короля Франции, к счастью, тот спасся. Это ведь вам принадлежит авторство позорного договора в Труа, по которому Карла VII собирались лишить престола? Это ведь вы целых четыре месяца беспрерывно уговаривали графа Жана Люксембургского выдать вам Орлеанскую Деву для суда, уломали-таки его и осудили Жанну д'Арк на смерть?

— Кто вы и что вам нужно? — сипит тот, буравя меня тяжелым взглядом.

— Что в имени тебе моем? — говорю я холодно. — Допустим, меня зовут Уриил.

— Ангел мести?

— Не то чтобы ангел, — подумав, признаюсь я. — Но основную мысль ты уже понял. Итак, у меня имеется пара вопросов.

— И это все? Ради этого вы среди ночи проникли в мой особняк?

— А потом я тебя убью, — честно говорю я. — Нет-нет, не надо сулить мне деньги или драгоценности. Ответишь честно, умрешь быстро и безболезненно. Ну а если будешь упираться, не жалуйся…