Французский дьявол

Очнулся я через сутки на больничной койке в монастырском доме для паломников, но долго отлеживаться мне не дали. Не прошло и двух дней, как на рассвете я выехал из Парижских ворот города Блуа.

Поездку за английскими секретами пришлось отложить на неопределенное время, главным сейчас было как можно быстрее восстановить аббатство Сен-Венсан. После смерти господина де Ортона командование уцелевшими францисканцами, а их набралось около полутора сотен, принял на себя наставник. Один за другим гонцы отправлялись в разные концы королевства, наконец настала и моя очередь. Отец Бартимеус вручил мне письмо для настоятеля Нотр-Дам-де-Пари, приказав беречь послание как зеницу ока и обернуться как можно быстрее.

Как объяснил мне наставник, ввиду особой важности миссии мне придавался помощник, на которого я мог полностью положиться в любом вопросе. Сузив глаза, я попробовал было возразить, но мое бормотание по поводу того, что я и сам за кем хочешь могу присмотреть, отец Бартимеус пропустил мимо ушей. Так что когда мой гнедой, звонко цокая подковами по уличной брусчатке, вышел из ворот приютившего нас монастыря, следом за ним трусил мул брата Фурнишона.

Мой помощник, коренастый здоровяк с зеркальной лысиной, плечами молотобойца и пудовыми кулаками, без рясы выглядел то ли бывшим солдатом, то ли ярмарочным борцом. Мир он озирал взглядом человека, целиком и полностью уверенного в собственных силах, а выпяченная нижняя челюсть и бугрящиеся мышцами медвежьи лапы ясно указывали на то, что с подобным типом не следует ссориться без достаточно веской причины.

Некоторое время я размышлял, с какой стати мне в попутчики навязан громила, единственное достоинство которого состоит в его безграничной преданности наставнику. Казалось бы, раз уж послание так важно, то разумнее было бы выделить мне в сопровождающие настоящего воина из числа тех, кто выжил при штурме аббатства Сен-Венсан. Наконец я решил, что брат Фурнишон – единственный из тех, кому отец Бартимеус полностью доверяет, но без кого пока что может обойтись, а затем мои мысли как-то незаметно обратились к любимой. Увы, в ближайшее время я не смогу ее увидеть, несмотря на все желание.

В первый вечер мы остановились на ночлег в небольшой деревушке в паре лье от Маршенуара. На следующий день прямо с утра я начал ощущать смутное беспокойство. У людей, с которыми я сотрудничал при выполнении заданий ордена, часто появлялся какой-то особый взгляд. Таким смотрят на человека, которого планируют убить. Глаза становятся тусклыми, как запыленное зеркало, взор холоден и пуст. Будущий убийца мысленно раз за разом лишает жизни свою жертву, а когда сочтет, что готов, пытается проделать задуманное наяву.

Непонятно объяснил? Но уж как смог, не взыщите. Обещаю, если вы заметите подобный взгляд, трудностей с его истолкованием у вас не возникнет. Других проблем будет навалом, не спорю, но смысл взгляда вы уловите без ошибки.

Словом, я мог поклясться, что брат Фурнишон задумал убийство. Когда я как будто случайно поворачивался к нему, он либо отводил глаза, переставая буравить взглядом мою спину, либо нацеплял на лицо фальшивую улыбку. Но подозрения к делу не пришьешь, мне требовалось что-нибудь посущественнее.

Уже начало темнеть, когда мы въехали в какую-то деревню с трактиром, вполне приличным на первый взгляд.

– Предлагаю ехать дальше, – говорю я. – Даже если ничего подходящего нам не подвернется, то заночуем в лесу, не впервой.

Монах степенно кивает в ответ. Если бы я не приглядывался, то не заметил бы его мимолетной ухмылки.

Для ночлега мы выбираем маленькую поляну ярдах в пятидесяти от пустынной дороги. Вокруг непролазной стеной стоят высокие деревья, легкий ветер непрерывно шелестит листьями, в небе зажигаются первые звезды. Отсюда хоть криком кричи, хоть волком вой, никто не услышит. А даже если и понесет кого нелегкая на ночь глядя в лес, то только безумец рискнет откликнуться на отдаленный призыв о помощи. Мы в самой натуральной чаще, того и гляди либо леший в гости наведается, либо медведь забредет.

Пока я торопливо разжигаю костер, брат Фурнишон споро расседлывает коня и мула. Животные дружно начинают хрустеть овсом из подвешенных к мордам мешков, тем временем монах подтаскивает седельные сумки поближе к разожженному костру.

Я демонстративно расстегиваю пояс, ножны, откинутые в сторону, бряцают о валяющийся в траве камень, и брат Фурнишон замирает, затаив дыхание. Сейчас он – вылитый кот, что вот-вот закогтит неосторожного воробья, одного беззаботного послушника.

– Пойду сполосну лицо, – протяжно зевнув, говорю я монаху. – А ты пока разогрей жареное мясо, очень есть хочется.

Кивнув, брат Фурнишон отворачивается к седельным сумкам, а когда я возвращаюсь, он уже полностью готов мною заняться.

– Подойдите, брат Робер, – говорит монах, в голосе звучит неподдельная озабоченность. – Я должен вам кое-что показать.