Французский палач

Там, почти у самой рукояти, виден был знакомый им символ — боевой петух контрады Чибо.

— Похоже, у нас с этим человеком общие враги.

Жан бросил кинжал в дверь, и он застрял в ней, слегка подрагивая.

Пока Джанук и Хакон, вооружившись канделябрами, отправились обыскивать верхние этажи монастыря, Жан с Фуггером остались, чтобы перевязать кровоточащие раны монаха. Они успели перебинтовать ему руки и ноги полосами материи, оторванными от скатерти, и понесли его к креслу, стоявшему у камина, когда он с криком пришел в себя.

— Я на небесах? Я пришел к моему Спасителю?

— Ты по-прежнему на этой земле, брат, — ответил Фуггер.

— Тогда кто же вы, что прячетесь под этими масками? Вы заодно с этим проклятым Чибо и его дьявольскими приспешниками? Если так, то лучше бы вы оставили меня умирать, слабо подражая Господу нашему, ибо вы принесли проклятье в Его обитель.

Жан положил руку на плечо монаха:

— Мы ищем архиепископа, но не с добрыми намерениями. Он наш враг.

— Вдвойне проклят тот, кто приходит с дружеским поцелуем, а оказывается врагом и предателем.

— Аминь. Что здесь случилось, брат?

Человек посмотрел на Фуггера, который своей единственной рукой неловко пытался поудобнее устроить ему ноги, и, несмотря на боль, улыбнулся.

— Меня не называли братом с тех пор, как на меня легли заботы об этой Господней обители. Приятно снова слышать такое обращение.

— Вы — аббат Марсхейма? — спросил Жан.

— Да. Как бы мне хотелось оставаться простым монахом и не дожить до событий этого дня!

— Что здесь случилось, отче?

— Сын мой, я говорю на пяти языках, но ни в одном из них не нахожу слов, чтобы описать то, что здесь сегодня случилось. Но скажи мне: моя паства, мои монахи — что с ними?

В эту минуту вернулись Хакон и Джанук. В ответ на вопросительный взгляд Жана они покачали головами, давая ему понять, что наверху творится то же, что и внизу: еще один круг ада.

— Нечто… овладело ими, — сказал Жан.

— Это — демоны, которых выпустил на свободу Чибо. До его приезда их тут не было.

— Расскажите нам, отче.

Аббат рассказал им о том, как приехал итальянец. Надменно потребовал, чтобы ему предоставили ночлег. Он ожидал иного приема, потому что монастырь славился своими винными погребами и разнузданными нравами.

— Несомненно, он полагал, что здесь все так же, как он привык видеть в Италии. Но в Германии найдутся и такие, кто, не одобряя устроенного Лютером хаоса, смог оценить многое из того, что он сделал. Дом Господень был развращен, и я, увы, являлся добровольным участником этого разврата. Но это — в прошлом! Я привел мою обитель в порядок, вернулся к простым добродетелям монашеских обетов. Я начал поститься и уже неделю не вкушал ни хлеба, ни мяса. Как вы видите, я вполне мог себе позволить такое воздержание. — По пухлому лицу пробежала мягкая улыбка. — Это не понравилось его высокопреосвященству и его безумному брату. Они захватили мой монастырь, они уговорили монахов вернуться к их прежней развратной жизни, доставили из городка вино, хлеб и даже женщин.

Аббат поморщился от неприятных воспоминаний.

— Я понял, что дьявол снова оказался среди нас. Я не нарушил своего поста, но остальные принялись нажираться, словно дорвавшиеся до корыта свиньи. Почти все мои монахи присоединились к ним. Но что-то… что-то произошло. Открылась дверь, и в мир вырвался Зверь. Этим утром брат Андреас бросился с колокольни, крича, что его ожидает пламя ада. У него были сломаны обе ноги, но он вскочил и выбежал за ворота. И это — только начало. Скоро во всех вселились бесы: в моих монахов, в итальянцев — во всех. А поскольку во мне беса не было и я попытался изгнать бесов из них, они набросились на меня и учинили это святотатство.

Он поднял свои перебинтованные руки и с ужасом воззрился на них.

Жан наклонился к аббату:

— А куда они ушли, отче?

— Наверное, в город. Почти все солдаты остановились там. Они кричали, что им нужна защита армии.

Какой-то шорох у двери заставил собеседников повернуться к двери. Там возникло перепуганное лицо какого-то монаха — и его схватили, не дав убежать.

— Не причиняйте ему вреда! — попросил аббат. — Это — мой исповедник, отец Ансельм.

Испуганного монашка завели в комнату. Увидев раны аббата, он заплакал.

— Сын мой, сын мой! — ласково проговорил аббат, ответно прослезившись. — Ансельм присоединился ко мне в поисках очищения. Он тоже постился и молился. Единственный. Единственный.

Жан увел своих товарищей из помещения, оставив плачущих монахов вдвоем.

— Слышал? Не одержимы демонами только те, кто не ел и не пил! — сказал Джанук.

— Но только они одни во всем этом проклятом Богом монастыре верили в Господа и стремились к Нему. Не понимаю, как ты можешь винить во всем пищу! Дьявол наносит удар там, где пожелает, — возразил Фуггер.

Жан вмешался, не дав Хакону высказаться:

— Будь то вкушаемое или искуситель, оставаться здесь не следует. То, что нам нужно, — в городе, в центре этого безумия. Это будет достаточно опасно. Но пока телохранители Чибо сражаются с бесовскими легионами, лучшего момента не предоставится — им не до нас.