Французский поход

— Или хотя бы в присутствии Хмельницкого, — простил ей этот выпад Гяур, — который может весьма неодобрительно отнестись к моему прошению. И этим все испортить.

— Понимаю: Хмельницкий, ваши личные отношения… — задумалась графиня. — Однако не предупреждать же его заранее. Ибо тогда действительно можно все испортить.

— Уверен, что он не согласится на вручение прошения. Для него это слишком несерьезно.

— И все же, в крайнем случае, передать прошение позволительно и в присутствии ваших друзей. Хотя лучше всего поступить таким образом: из зала, где будет происходить прием, вы станете выходить последним. Сопровождающий вас секретарь королевы уже предупрежден, поэтому он не станет препятствовать вашей личной аудиенции. Только смотрите, не упустите своего шанса. Другой возможности попасть на прием к Анне Австрийской ни вам, ни мне в ближайшее время не представится.

— Сделаю все, что в моих силах.

— Я так и знала, мой преданный князь. Если пожелаете, я могу отблагодарить вас, подарив вам имение Ратоборово вместе с его владелицей Властой.

Гяур попытался как-то отреагировать на ее жест щедрости, но так и застыл с полуоткрытым ртом.

— Не торопитесь с ответом, — спокойно молвила графиня. — На такие предложения никогда не стоит реагировать сгоряча. Настоящий, мудрый житейский ответ… вам подскажет сама жизнь, так что наберитесь терпения. А теперь вскройте пакет, прочтите и подпишите письмо.

40

Гяур решительно вскрыл пакет, взял предусмотрительно положенную на столик ручку и, не читая содержания письма, оставил свою подпись.

— Господи, не так поспешно, — спохватилась графиня. — Вы ведь читаете по-французски? Я предполагала, что сначала вы хотя бы пробежитесь по этому прошению взглядом.

— Я верю вашему адвокату. Лучше я все равно не составлю.

— Дело вовсе не в адвокате, монсеньор, — прошлась она по комнате, нервно теребя пальцы. — Вовсе не в адвокате. Просто я не успела вам сказать, хотя и должна была. А в этом, заметьте, вся соль…

Гяур удивленно смотрел то на графиню, то на прошение, которое успел снова положить в пакет. Он решительно ничего не понимал. Его попросили подписать — он подписал. Тогда что же так взволновало графиню?

— Видите ли… когда я просила вас обратить внимание королевы на то, что графиня де Ляфер помогала посланнику короля при дворе Владислава IV улаживать вопрос о вашем посольстве и наемниках, то имела в виду, что это лишь один из аргументов.

— Но есть и другой, причем более веский. С одной стороны, он заставляет вас искать любые пути к трону королевы. С другой же, совершенно в ином, более благородном, свете преподносит сам этот ваш решительный шаг, монсеньор.

— Ничего не понимаю. О каком аргументе идет речь? — кончилось терпение князя.

— О самом убедительном, монсеньор. Самом-самом, — остановилась графиня напротив Гяура, в смятении выламывая себе пальцы. — В прошении говорится, что графиня де Ляфер, то есть я, монсеньор, что будто бы я предстаю перед обществом вашей невестой. — Она замолчала и посмотрела на князя с таким ужасом, словно чувствовала, что с ним вот-вот случится обморок. «Нет, устоял, странно!».

— Вы? Моя?… Вы сказали?…

— Именно это обстоятельство, — уже более смело продолжала Диана, воспользовавшись исключительным мужеством юного князя и его столь же исключительной сообразительностью, — и заставляет вас быть столь настойчивым в своем прошении. Надеюсь, такой поворот событий вас не очень огорчает?

— Нет. Он скорее смущает меня. Вспомните: совершенно недавно вы заявили, что никогда не станете моей женой. Что это вообще невозможно.

— Потому что это действительно невозможно, — окатила его лучезарной голубизной своих глаз графиня. — Разве сейчас я пытаюсь убеждать вас в обратном? Тогда зачем бы я затевала всю эту историю с имением в Ратоборово, которое собираюсь подарить вам вместе с Властой — т? о ли в роли супруги, то ли наложницы?

— То есть мы просто обманем королеву?

— Ее величество королеву-регентшу уже столько раз обманывали, полковник, что этот случай ей очень скоро забудется.

— Но столь откровенно, в присутствии стольких людей… Лгать. Самой королеве…

— Князь, — разочарованно вздохнула графиня. — Я понимаю, что не всем дано было родиться дипломатами. Но чтобы… такая дипломатическая дремучесть…

— Да не дремучесть это! — вдруг взорвался Гяур. — Я всего лишь требую, чтобы о столь важном деле со мной говорили нормальным человеческим языком. Только и всего. Я желаю знать, что здесь происходит, на что я иду. В конце концов, это вопрос чести, вопрос моего имени, княжеского имени Одаров.

— Успокойтесь, милый, — обеими руками погладила его по груди графиня. — Успокойтесь. Поверьте, я с удовольствием поговорю с вами на «человеческом языке».

Несколько мгновений Гяур растерянно глядел на графиню.

— Но здесь не требуется никакого объяснения, — тихо и предельно вежливо проговорил он. — Тем более при вашем «далеко не походно-бивуачном» воспитании…