Французский роман

Не забыл я и Кларанс Жаккар — нашу соседку из дома напротив, с улицы Коэтлогон. Я любил ее безмолвно, не осмеливаясь с ней заговорить. Щеки мои начинали полыхать густым румянцем, стоило ей мелькнуть на другом конце двора в Монтене; точно так же они полыхали, если кто-нибудь при мне упоминал о ней. Парни из класса потешались надо мной. По вечерам, запершись в ванной, я приучал себя не краснея произносить ее имя, а потом долго не мог заснуть. Все это не имело смысла, потому что в лицее повторялось то же самое. Мне достаточно было подумать о ней, или понять, что кто-то догадался, что я думаю о ней, или испугаться, что кто-то мог догадаться, что я думаю о ней, — и все, я багровел. Из окна своей спальни я подглядывал, как они с матерью ужинают вдвоем у себя дома. Она была брюнетка, довольно длинноносая, носила челку. Не представляю, почему я так присох к этой девчонке. У них с матерью были одинаковые носы: иногда одной детали хватает, чтобы пробудить в душе самое дивное чувство. Она, Кларанс Жаккар, так никогда и не узнала о пожиравшей меня страсти.

Она была для меня всем, я для нее — ничем. Я ни разу не осмелился к ней подойти и понятия не имею, что с ней сталось потом. Я называю ее здесь настоящим именем, поскольку считаю себя взрослым человеком, но если однажды на Книжном салоне ко мне подойдет сорокалетняя дама и примется бранить за то, что я вывел ее в своей последней книге, боюсь, я снова покраснею, даже если она превратилась в жуткую уродину — или, скорей, именно поэтому.

Из бесчисленных отказов, из надменных затылков и равнодушных спин, из детской ревности и юношеских разочарований и родилось мое пристрастие к женским губам. Когда тебя столько раз отвергали, когда в тебе умерло столько неосуществившихся надежд, разве не станешь ты вовеки веков воспринимать каждый поцелуй как победу? Я никогда не избавлюсь от глубокой веры в то, что каждая женщина, проявившая ко мне искренний интерес, — несравненная красавица.

Можно забыть свое прошлое. Но это не значит, что от него можно исцелиться.

Глава 16 Минувшие дни в Нейи

Меня не насиловали, не истязали, не бросали в сиротском приюте. Я — второй сын обыкновенной супружеской пары родом с юго-запада Франции. После развода родителей меня воспитывала мать, хотя одни выходные в месяц и часть каникул я проводил у отца. Запись в книге актов гражданского состояния не вызывает сомнений: я родился 21 сентября 1965 года, в Нейи-сюр-Сен, в доме номер два по бульвару Шато, в 21.05. Дальше — тишина. Детство ускользает от меня, как предутренний сон; чем старательнее я бужу воспоминания, тем быстрее они растворяются в тумане.

Мир, в котором я появился на свет, не имеет ничего общего с сегодняшним. Это была Франция, которой до 1968 года руководил генерал в серой форме. Я уже достаточно стар и успел захватить уход прежнего образа жизни: иной манеры говорить, одеваться и причесываться, телевидения с единственным каналом, на котором самой популярной передачей была черно-белая цирковая программа «Звездный путь». Полицейские в те годы ходили со свистком и белой дубинкой. Минуло 20 лет со времен Освенцима и Хиросимы, в прошлом остались 62 миллиона погибших, депортация, Освобождение, голод, бедность, холод. Разговаривая о войне, взрослые понижали голос, если в комнату входили дети. В первую среду месяца, слыша сирену учебной тревоги, они подскакивали как ужаленные. Всю мою юность единственной навязчивой идеей у них оставался комфорт. После войны все поголовно на ближайшие пятьдесят лет превратились в обжор. Именно поэтому мой отец пошел работать в прибыльный бизнес, хотя подлинным его призванием была философия.