– Добрый вечер, Этьен, – улыбнулась ему девушка. – Не стоит, не вините себя. Вы тут не при чем. Меня даже повысили, и новый опыт получил – посидел на гауптвахте, – сказала она. – Как вы тут? Вам давали обезболивающее?
– Да, давали, – Этьен кивнул и чуть расслабился, убедившись, что с врачом все в порядке. – Но в этом не было так часто необходимости. Ноги уже почти не болят.
– Я рад. Ужасно переживал, что вас все-таки сдернут в тюрьму, и лишат лекарств. Вам понравилась книга? – спросил она, сев рядом с его постелью.
– Меня отстояли доктор Михайловский и мадемуазель Катерина, – улыбнулся он и сцепил руки в замок, не позволяя себе коснуться руки Женевьевы. – Да, спасибо вам. Она была мне верным спутником в эти дни, – Этьен улыбнулся ему, стараясь вложить в эту улыбку всю свою искреннюю благодарность. Он понимал, что здесь он видит в юном враче своего единственного друга, человека, который спас ему жизнь, и от того к нему тянуло со страшной силой. Как было бы проще, будь у корнета Воронцова сестра-близнец.
Глава 4
С того вечера, ознаменовавшегося освобождением Женевьевы и ее исповедью, совершенно ничего не изменилось. Михайловский лишь раз обмолвился, что продолжит называть ее Костей и обращаться, как к мужчине, дабы даже случайно не выдать опасную и интригующую тайну.
А выздоровление Этьена, тем временем, шло очень неплохо, через месяц ему сняли гипс, чтобы начать разрабатывать ноги. Ева очень ему помогала и каждую свободную минуту посвящала его тренировкам и упражнениям. Она подарила Этьену трость, которая должна была стать ему верным спутником.
– Этьен, сейчас начинается самое тяжелое время. И боли будут нешуточные. Но вы должны их преодолеть, – честно предупредила его Женевьева в один из дней.
– Я справлюсь, Константин, – заверил его Этьен и не ошибся.
Невзирая на боль, о которой предупреждал врач, моменты тренировок стали для француза величайшим счастьем, а все потому, что Костя помогал ему, и если одной рукой Этьен опирался на трость, то второй – на своего спасителя. По вечерам, лежа в постели, он вспоминал прогулки и все чаще ловил себя на недостойных джентльмена и офицера мыслях. Точнее, его влекло к Косте, как если бы тот был девушкой, и это приводило его в замешательство. Разумеется, среди друзей Этьена были и такие, кто предпочитал общество мужчин дамам, и Этьен их никогда не осуждал, но себя к числу подобных не причислял. Поэтому ситуация приводила его в неловкое положение, из которого он не знал, как выбраться.
День, когда Этьен сумел сам пройти, без поддержки Кости почти десять метров, было решено отпраздновать, ведь наступил он раньше, чем можно было ожидать даже при самых смелых прогнозах. Андрей Ионович тоже был впечатлен силой воли француза и тем, как Костя самоотверженно помогает ему.
– Молодые люди, я горжусь вами, и той работой, которую вы проделали, – торжественно заявил он, поднимая стопку коньяка, который Василий опять достал путем каких-то своих ухищрений.
На этот раз Этьен был приглашен к ним на ужин, и приобщался к русской походной кухне.
– С вашей помощью Андрей Ионыч, никак иначе, – ответил он.
Уже давно для Михайловского этот молодой мужчина перестал быть французом – офицером вражеской армии, и в первую очередь отношение его изменилось благодаря Женевьеве.
– Я бесконечно благодарен вам обоим, – искренне сказал Этьен. – Я на ногах вашими заботами и молитвами.
Правда к алкоголю, и к тем дозам, которые пили русские медики, Этьен оказался непривычен, как и к тому, что коньяк русские пьют стопками, а не греют бокал в руках. И закусывают лимоном! Но Ева честно учила его, смеясь над тем, как у француза лезут глаза на лоб.
И все же Этьена срубило значительно раньше двоих более опытных врачей, поэтому он немного подремал на кушетке, прежде чем Ева повела его обратно в лазарет.
– Константин, вы – мой ангел хранитель, – доверительно сообщил ей Этьен заплетающимся языком, погладив по щеке.
Ева крепко держала его, помогала идти, придерживая за талию, и только рассмеялась, услышав это.
– Этьен, скажете тоже. Что уж ангел-то? – она прижала его покрепче, чтобы не выскальзывал.
– Вы меня постоянно спасаете и помогаете в трудных ситуациях, – ответил Этьен, стараясь не слишком виснуть на Женевьеве. – И лицо у вас ангельское, – мечтательно добавил он.
– Вот уж насчет лица я с вами не согласен, – засмеялась она. – Ангелы белокурые, голубоглазые, нежные и вообще светлые существа. А я совсем не такой. – Она остановилась, чтобы перевести дух.
– Вы самое светлое существо, каких мне доводилось видеть, – пользуясь тем, что они остановились, Этьен встал напротив Евы и снова погладил ее по щеке, глядя в глаза. – И глаза у вас очень красивые, – прошептал он в паре сантиметров от губ врача, поражаясь гладкости и нежности кожи щек.
От этого прикосновения у Женевьевы побежали мурашки. Она была пьяна, но ей было далеко до состояния француза, а сейчас так и вовсе трезвела, забеспокоившись из-за происходящего. Сердце забилось быстрее, да и глаза Этьена оказались так близко, а его голос ласкал чисто бархат.