Французский жених, или Рейтинг одиноких мужчин

Его рука лежала на моем горле, и я почувствовала, что теряю сознание. От пережитого шока, волнения, странного влечения…

Хищным поцелуем он впился мне в губы, и я в полуобморочном состоянии сделала последнюю попытку вырваться.

– Это бесполезно, – покачал он головой. – Надо было думать раньше.

Одежда буквально слетает с меня, и я инстинктивно съеживаюсь в комок. Меня хватают на руки, несут в постель и – раздавливают, сплющивают тяжестью. Я утрачиваю всякую способность соображать и сопротивляться. Где-то в глубинах сознания ворочается тяжелая неповоротливая мысль: «Меня, кажется, насилуют, и мне это… приятно!»

Меня затопили темнота и наслаждение, и оно, это наслаждение, было таким непохожим на то, что я испытывала раньше… Он двигался во мне быстро, буквально вспарывая мое тело резкими толчками, жаркими кругами разносившимися по моему телу, как вода от брошенного в нее камне. Из моей груди вырвался тяжелый длинный вздох, и я закрыла глаза. А когда я открыла их, то даже не сразу поняла, что в комнате горит свет: по моим ощущениям, вокруг нас царили первозданная тьма и хаос, из которых постепенно вырастали, обретая очертания, какие-то предметы, звуки и краски. Мои глаза встретились с его глазами, в их насмешливой глубине что-то всколыхнулось, и я поспешно опустила веки.

Было такое ощущение, что он видит меня насквозь, и это меня смущало, волновало, притягивало. Я обхватила его шею руками и крепче прижалась к нему. Казалось, мы знаем друг друга давно – мое тело так чутко, так послушно реагировало на его движения, что это было бы трудно объяснить простым совпадением. С Пашей все было по-другому. Но Паша стремительно улетучился из моего сознания, и мне теперь казалось странным, что он являлся моим любовником на протяжении почти трех лет, – все прошлое, казалось, отсеклось за эти кратчайшие мгновения; я жила исключительно настоящим и не собиралась отравлять эти минуты какими-либо воспоминаниями.

Мои руки скользили по его телу почти безостановочно – я стремилась запомнить его физически, телесно, на ощупь. Каждую впадинку и бугорок. Это сухое горячее тело… Я провела языком по его груди и, немного приподняв голову, неожиданно укусила его; он фыркнул:

– Поосторожнее!

За эти его насмешки мне захотелось причинить ему легкую боль; мои ногти впились ему в спину. Но тут же мои руки опять скользнули по его спине и ниже… Он заполнял меня всю, и эта заполненность, тяжесть, постепенно нараставшие, вызывали во мне какие-то штормовые, десятибалльные ощущения. Во рту у меня пересохло…

Никогда, никогда я не испытывала оргазма с Пашей. Но обсуждать это с ним я даже не могла. Считалось, что у нас все в порядке. Мы были современными любовниками – без долгих слов и прелюдий, – жившими в ритме суматошного мегаполиса с минимумом взаимных обязательств и с чувством некоего выполненного долга. Женатому мужчине полагается иметь любовницу, чтобы чувствовать себя в тонусе и не закисляться. Иногда мне в голову приходила смешная мысль, что я была для Паши неким долгом, который он старательно исполнял раз в неделю, а иногда и реже.

Даже слово «оргазм» как-то не вязалось с рыжим Пашей, озабоченным своей женой с претензиями и тещей-стервой.

Сейчас же я впервые вознеслась к потрясающим вершинам, о которых раньше имела лишь очень смутное представление. Мое тело вздрогнуло, словно оттягивая неминуемый момент, я подалась вперед, и внезапно мощный удар расколол всю мою жизнь на до и после. И каким-то уцелевшим краешком сознания я вдруг поняла, что теперь ничего никогда не будет так, как было раньше. Даже если бы я и очень этого захотела.

Я лежала под ним, совершенно обессилевшая, раздавленная, выпотрошенная до полного изнеможения, и мне хотелось, чтобы меня подхватили на руки и убаюкали, прижали к груди…

– Нетяжело? – прошептал он мне на ухо.

– Нет. Приятно.

Он поцеловал меня в закрытый глаз, и я вздрогнула. Мои глаза открывались медленно-медленно. Я словно возвращалась откуда-то издалека – и мне казалось, что теперь все станет по-другому. Не так, как это было час или два тому назад. Новая жизнь начиналась сегодня и сейчас. И я была готова к ней.

Андре поднялся и вновь пошел в душ. Я перекатилась на другой край кровати и потянулась. Затем вскочила и, обмотавшись простыней, подошла к окну. Париж стихал, огни по-прежнему сияли, но общий настрой города был уже не празднично-вечерним, а интимно-домашним. Наверное, парижане сейчас сидят по домам и смотрят телевизор, вечерние ток-шоу. Интересно, а у них есть ток-шоу наподобие нашего «Пусть говорят», где задействованы сплошь брошенные матери и беглые отцы, обсуждаются инцесты, валютные проститутки, семейные и любовные многоугольники; одни углы и никаких выходов. Или у них все – другое? Не такое нервно-взвинченное, тоскливо-обреченное…

Он подошел ко мне со спины.

– Что ты там увидела?

– Ничего. Просто смотрю.

– Давай спать, – голос его прозвучал резко, и я обернулась.

Он дернул плечами, пошел к кровати, лег и закурил, пуская в воздух колечки дыма.

Я легла рядом и посмотрела сначала в потолок, потом на него.