В этой жизни были: Андре Валасьен, поддельный Айвазовский, вилла моей мечты; море, в котором мне страшно хотелось искупаться, несмотря на то что стоял некупальный сезон. Интересно: какая температура воды в море? И у кого мне об этом спросить? У Марианны? Этим вопросом я ее вообще в гроб вгоню!
Я тихонько фыркнула. Я не буду пока что спрашивать Пашу о квартире в Черногории. Сначала я спрошу его о фальшивых картинах и о том, что мне делать в этом случае, а потом уже – о квартире.
Я повертела головой: нет ли за мной «хвоста»? «Хвостов» не было. Хотя им мог оказаться кто угодно. Даже вон тот тип, скучающего вида молодой человек в черной бейсболке. Откуда я могу знать, как выглядят мои «хвосты»?
На всякий случай я удалилась подальше от парня в бейсболке и набрала Пашин номер. Трубку он снял после пятого гудка, из чего я вывела заключение, что он спит или находится не в конторе, а в каком-то другом месте и что он страшно занят.
– Да! Кристина? – заорал Павел. – Я слушаю! Как у тебя дела? Все в порядке?
Он задавал вопросы и сам же на них отвечал.
– Не совсем.
– Что «не совсем»?
– В порядке!
На заднем плане в трубке слышался какой-то шум, и Паша заорал, стараясь его перекричать:
– Подожди! Я у станции метро. Сейчас отойду подальше.
– Ты не на машине?
– Нет. С утра в ремонт ее поставил. Мотор барахлит. Что у тебя?
Я прикрыла трубку рукой и понизила голос:
– Есть фальшаки! Два «Айваза» и один Шишкин.
Наступило молчание. Оно постепенно словно вылезло наружу из сотового телефона и уже грозилось затопить Антибы.
– Ты меня слышишь?
– Неглухой, – буркнул Паша.
– И что?
– Ты уверена? – спросил он с надеждой в голосе.
– Стопроцентно.
– Плохо.
– Ничего хорошего, – согласилась я.
– Ты сказала ему?
– У нас с тобой была иная договоренность на такой случай, – напомнила я своему шефу. – Сначала я должна поставить в известность тебя, а ты, в свою очередь, должен дать мне инструкции.
– Правильно. Я подумаю над этим и перезвоню тебе. Никаких неверных шагов! Слышишь? Я должен подумать.
– И долго ты думать собираешься? – с невольным раздражением спросила я. – Ты же понимаешь, что я…
– Понимаю. Я же сказал: перезвоню. Пока все нормально. Не паникуй. Я держу ситуацию под контролем.
Он нажал на «отбой», и я, повертев сотовый в руках, с досадой убрала его в сумочку.
Интересно, как Паша представляет себе мое положение, если меня уже собираются «ликвидировать»? Я с досадой вспомнила, что ни слова не сказала ему об этом подслушанном мною разговоре Баранова с неким неизвестным лицом. Так же как и не спросила его насчет квартиры в Черногории. И почему – непонятно. Вот идиотка, рассердилась я сама на себя: все из головы вылетело!
Теперь мне остается одно – ждать Пашиного звонка. Когда он что-то надумает – перезвонит. А что он, собственно говоря, может такого надумать? Или он хочет с кем-то посоветоваться? И что мы вообще будем делать? Скроем эти факты? Но ведь это…
И тут до меня наконец с беспощадной ясностью дошла вся тяжесть моего положения. Я оказалась самой крайней – иначе говоря, тем самым стрелочником, на которого в случае чего все и свалят. Я не могу сказать правду, потому что ставки слишком высоки и деньги здесь крутятся немалые. Если провернули аферу такого масштаба – значит, куплено заключение эксперта… Раз оно куплено – стало быть, изготовление картины прошло многоступенчатые этапы и бабки на это потрачены очень крупные. И за всем этим стоят серьезные люди. Если я открою рот – меня элементарно уберут. Если я промолчу – тогда, в случае обнаружения фальшивок, все спишут на меня: я ничего не заметила, потому что сама причастна к появлению этих фальшивок. Я – меж двух огней.
Кто-то из крупных экспертов – тот, чьему мнению олигарх доверял, – посоветовал Колпачевскому приобрести подделки Айвазовского и полотно Шишкина, и он их купил, выложив немалые суммы. А теперь вокруг поддельных картин поднимется скандал. И виноватым окажется тот самый советчик? Или тот, кто недавно проверял картины? А проверял их… Баранов!
Я провела рукой по лбу. Поэтому Баранов и говорил мне что-то такое насчет нашей с ним дружбы и набивался в мои «друганы-приятели»…
Мне вдруг неожиданно стало очень холодно, как будто на улице сияло не февральское антибское солнце, а арктический белый свет вечной зимы. Инстинктивно я прижалась к стене какого-то дома.
А потом я быстро-быстро понеслась куда-то вверх по улице, словно за мной гнались. Но так и было. За мной гнались нерешенные вопросы: фальшивые полотна, Пашино «подождать» и емкое слово «ликвидировать». Оно-то и пугало меня больше всего.
Наверное, мне надо как можно быстрее вернуться на виллу – к охраняемому олигархическому очагу, а здесь я всеми семью ветрами продуваема и отчетливо видна со всех сторон. Я втянула голову в плечи. С некоторых пор я стала думать о себе как о мишени, а прекрасные видовые площадки обозначать словами «удобные места для киллера».