Французский жених, или Рейтинг одиноких мужчин

Мы встречались с ним один раз в неделю, на квартире одного Пашиного друга, художника, который предусмотрительно уходил на это время из своей мастерской. Там и протекали наши свидания. До этого мы посещали какое-нибудь кафе, мило беседовали ни о чем и затем шли в мастерскую. И по нашим свиданиям можно было сверять часы. Час – в кафе, полчаса – путь до мастерской и полтора часа – сама любовь-морковь. Потом Паша шел в душ, а я поспешно ликвидировала следы нашего пребывания в мастерской. Художник был натурой артистической и часто оставлял для нас постельное белье немыслимой красоты: то в тонких кружевных розочках, то с ярким абстрактным рисунком, то со строгим геометрическим узором.

– Твой приятель – большой оригинал, – сказала я как-то Паше.

– Мирон? О да! – скривил он губы. – Оригинал и очень милый человек.

– У него есть семья или подруга?

– У него есть любовник. Мирон – гей.

– А… – протянула я.

Паша собирался щелкнуть меня шутливо по носу, но я смерила его ледяным взглядом, и его рука застыла в воздухе. Все-таки древний род и королевская кровь – неплохая шутка, особенно когда нужно поставить мужчину на место.

Геня как-то спросила меня: люблю ли я Пашу? Я надолго задумалась, и она рассмеялась и сказала, что ответа уже не требуется. Я сказала, что привыкла к Паше, но он женат и разводиться не собирается. А я не собираюсь выходить за него замуж. Геня все поняла и больше таких вопросов не задавала.

А я с некоторых пор стала ловить себя на мысли, что мне с Пашей ужасно скучно. Я бы даже хотела порвать с ним, но не представляла, как он к этому отнесется, да и вообще мы вроде бы не ссорились, наши отношения почти идеальны – отношения любовников-интеллектуалов, которые обходятся без разборок, мордобоя и бесконечного выяснения нюансов этих самых отношений. Он меня не поймет.

Я даже подумывала сказать ему, что встретила другого, но почему-то все откладывала решающее объяснение на потом.

Однако в тот вечер моим планам насчет свидания с Пашей не суждено было сбыться. Мне позвонила Геня, чего раньше никогда не случалось, и сказала, что к нам залезли воры.

– И что они взяли? – спросила я.

– Ничего. Но они залезли и… – Геня замолчала.

– Что-то случилось? – подала голос Чиж. Она сидела в своем углу и договаривалась по телефону с каким-то нудным арт-критиком о публикации его материала в журнале «Обозрение».

– Да. К нам влезли воры, – ответила я Свете.

– Да ну! Решетки на окнах у вас есть?

– Нет. Но мы живем на третьем этаже.

– Они чаще всего залезают через окна. Циркачи, вот хрен! А что взяли?

– Пока не знаю. Я съезжу к бабушке. Успокою ее.

– Поезжай!

– А как же мероприятие в галерее «Рост-Кант»? Паша на меня надеется. Там будут влиятельные люди, с которыми мы должны установить контакт, как выразился наш босс.

– Поезжай! Отдуюсь я за тебя и с влиятельными этими типами побеседую… не переживай! – И Чиж махнула рукой. – А ты бабулю свою успокой. Простите, – вернулась она к телефонному разговору, – у нас тут ЧП…

Невольно я передернула плечами. Никогда я, даже про себя, не называла Геню «бабулей» – она бы не позволила.

Геню я застала около дома; она сидела на лавочке в окружении других жильцов нашего дома. Среди них выделялся бездельник Ростислав Качанов – бывший работник обкома. Ему было почти семьдесят, но выглядел он лет на десять моложе; любил обо всем на свете высказать свое личное мнение и дать другим совет, когда его об этом вовсе не просили.

Увидев меня, Геня встала со скамейки. И я вдруг увидела, как она разом словно бы осунулась и постарела, будто за то время, что мы не виделись с ней, набежало не семь часов, а по крайней мере целое десятилетие.

Твердыми шагами Геня направилась ко мне.

– Как все это случилось? – воскликнула я, придерживая ее за локоть.

– Можешь меня не держать, – отрезала Геня. – Я еще не старая развалина.

Никогда еще я не видела Геню в таком сильном раздражении. Я думала, что застану ее плачущей и без конца перебирающей детали случившегося. Но ее глаза были сухи, а губы плотно сжаты.

– Пойдем подальше отсюда. Хотя бы на время, – попросила она. – Там стоял новый замок, но вору это не помешало легко открыть дверь, словно у нас был не лучший английский замок, а простая цепочка, которую можно перекусить плоскогубцами.

– В котором часу это произошло?

– Наверное, в два. Когда я уехала к Калерии. Но я не хочу об этом говорить. Совершенно.

Стоял конец сентября. Дул сильный ветер; он поднимал с земли влажные отсыревшие листья, подбрасывал их в воздухе и яростно расшвыривал по дорожкам сквера, как будто подметал гигантской метлой. Геня была в легком светлом плащике, и я проявила вполне понятное беспокойство, что ей станет холодно и она заболеет.

– Геня! Может, лучше вернуться домой? – робко спросила я.

– Нет. Я не могу сейчас там находиться. Там – чужой дух. Понимаешь? – закончила она шепотом. – Пусть хоть немножко все выветрится.

– На работе мне сказали, что это – гастролеры.

– Не знаю, что там говорили, на твоей работе… – И Геня замолчала.

Какое-то холодное, неприятное чувство вползло в мое сердце.

Мы шли по скверу, и ветер дул нам в спину.