У подъезда было тихо, и он, не спеша вошел и начал подниматься по лестнице, прислушиваясь к звукам, раздающимся из квартир. Но удача, видимо, отвернулась от него окончательно. Едва он дотронулся до нужной двери, совсем непрочной, почти картонной двери, которую так просто открыть, за ней кто-то заорал дурным фальцетом. Мишель отпрянул, вслушиваясь. Ну и выражения! Художница, а с такими мужиками живет!
В следующую минуту он уже быстро и почти бесшумно сбегал вниз. Какого черта его понесло сюда? Думал, что рыжая сидит дома одна-одинешенька и картинки свои рисует? Дурак…
На утреннюю репетицию Мишель приплелся совершенно разбитый — ночевал у какой-то случайно подвернувшейся девицы на горбатой тахте. Пили дешевое красное вино. Расслабился, называется.
Едва актеры начали, вяло ворча и переругиваясь, читать свои роли, появился бледный и мрачный кузен. Мишель впервые увидел его в театре, да ещё прямо перед собой, в пустом зале. Сергей растерянно разводил руками, объяснял — жена в больнице, а ему срочно, сегодня вечером, нужно лететь за границу, умер родственник. Может, коллеги по сцене смогут на пару дней взять на себя заботу о Валентине? Передачи носить, морально поддерживать…
Репетиция остановилась. Мишель украдкой отошел за кулису. Если Сергей улетит во Францию, все кончено. Хорошо, что он ориентировался в хитросплетениях театральных коридоров, успел перехватить уже уходящего кузена в фойе. Тот торопился, но Мишель увлек его в боковой проход, ведущий к складу реквизита. Дескать, нужно забрать кое-что из гримерной Валентины. Сергей ничего не понимал, недоуменно озирался, но шел.
Шнурок был действительно удобен, легко намотался в кармане на ладонь, два оборота. Теперь вытащить, захватить второй рукой, тоже два оборота. Кузен свернул за угол, не обращая внимания, что Мишель слегка отстал. И за поворотом никого не было, вот она дверь склада. Теперь втолкнуть этого дурака туда, там наверняка никого нет в этот ранний час…
Когда на него налетели, вырывая чуть ли не вместе с пальцами уже накинутую на шею Сергея шелковую петлю, выкручивая руки — молча, всё молча — Мишель так и не успел осознать, что теперь уже действительно — конец. Грязная, в непристойных потеках стена внезапно надвинулась, больно прижалась к щеке, мешая видеть, что происходит сзади. Ему хотелось сползти по этой стене и отсидеться, собраться с мыслями. Но ему не дали. Небритые, пахнущие потом мужики потащили куда-то, а навстречу уже шёл поджарый, с седыми висками, улыбающийся волчьей улыбкой, махал рукой, показывая, куда им идти.
Почему-то он решил, что это Поль-Мишель де Верне-Собаль, далекий заграничный родственник, и рванулся к нему…
ЭПИЛОГ
Июньское солнце пекло немилосердно. Лёлька сердито швырнула в корзинку пригоршню клубники и тут же опасливо оглянулась: не видит ли мама такого варварского отношения к нежному урожаю. У ворот загудела машина. Пусть сами открывают — сидят в тени, пьют компот, а она, как проклятая, тут, на плантациях…
— Лёлька! — заорал Олег из-за кустов. — К тебе гости!
«Если это Гошка с очередной пассией и Костей Мочалиным, я его поколочу! А потом заставлю свеклу полоть!» — подумала Лёлька, смахивая трудовой пот и пытаясь выбраться на дорожку, не передавив ягодные кустики. Но это был не Игорь, и даже не Агния. Впрочем, Агния и не могла приехать — предстоящая свадьба Левы и Лулу доставляла ей слишком много хлопот.
— Лиска! — обрадовалась Лёлька, увидев посреди лужайки высокую и тонкую, как флагшток, фигуру.
— Кукла, ты своё обещание не выполнила, не приехала к нам, вот я уговорила Григри заехать к вам на дачу на полчасика. Мы вообще-то, тоже какую-нибудь не слишком страшную недвижимость ищем, вот нам и посоветовали тут неподалеку участок посмотреть, — затараторила Алиса.
— Лиска, пошли на веранду, там прохладно. Олег, тащи самовар! Молодцы, что приехали, хоть отдохну немного от этой урожайной каторги.
— А вот и я! — выкарабкался из машины, загнанной в тенистый угол двора, Григорий Петрович Валинчук. — Ух, как у вас тут замечательно! Сеном пахнет!
Спустя полчаса, напоив гостей чаем с ещё теплым вареньем, Лёлька решилась наконец спросить адвоката, неторопливо укладывающего в рот алые ягоды:
— Как там дела у Соболей?
— У всех? По-разному… — Григорий Петрович с сожалением отставил миску с клубникой. — Уф, не могу уже. Глазами бы все съел, а душа не приемлет.
— Ну, в первую очередь, у Сергея, конечно.
— Сергей сейчас в Германии, лечится. Я с врачами разговаривал, прогноз у них хороший. Говорят, что есть шанс полного выздоровления. Поль-Мишель тоже на поправку пошел, желает видеть наследника воочию. Так что, думаю, через пару месяцев они встретятся.
— А Мишель? — Лёлька поморщилась и почесала укушенную каким-то насекомым коленку.
— Намочи крепкой заваркой, — посоветовала, томно потягиваясь, Алиса.