«Французы полезные и вредные». Надзор за иностранцами в России при Николае I

Эта статистика III Отделения могла быть интересна и полезна не только для русских властей, но и для французских дипломатов. Инструкции предписывали французским послам отстаивать интересы соотечественников, у которых возникли какие-то проблемы с русской юстицией. Следует подчеркнуть, что все контакты между иностранными дипломатами и III Отделением неизменно происходили не напрямую, а через посредство российского Министерства иностранных дел. Так вот, в декабре 1829 года тогдашний посол Франции в России герцог де Мортемар отправил вице-канцлеру Нессельроде «Конфиденциальную записку», в которой попытался определить конкретные формы и границы защиты французскими послами французских подданных в России. Мортемар предлагал, чтобы в случае, если подданный французского короля навлечет на себя подозрение русской полиции неосторожным поведением или неприличными речами, информацию на этот счет через Министерство иностранных дел передавали послу и тот мог бы сделать провинившемуся французскому подданному внушение или просветить его насчет грозящих ему кар. Ведь нередко случается так, что «слова, которые во Франции считаются непредосудительными и даже вполне законными, в России способны навлечь на говорящего серьезные неприятности». Француз, не осведомленный об этих тонкостях, может стать предметом провокаций со стороны низших полицейских агентов и, сам того не подозревая, провиниться еще сильнее. Между тем несколько сказанных вовремя доброжелательных, хотя и суровых слов посла могут открыть французу глаза и уберечь его от дальнейших опрометчивых шагов. Предвидел Мортемар и другие ситуации – когда речь пойдет о более серьезных обвинениях и российское правительство примет решение изгнать провинившегося француза из пределов империи. Мортемар и в этих случаях опять-таки предлагал немедленно доводить происшедшее до сведения французского посла, чтобы французский подданный при выдворении «мог быть снабжен надлежащим от посольства паспортом, без которого он, принужденный скитаться в чужих краях, доколе не достигнет своего отечества, лишен будет права на прибежище к находящимся там французским миссиям, ибо сии последние, не имея точного удостоверения о происхождении его, по справедливости не обязаны будут делать ему пособие» (так пересказывал желание Мортемара вице-канцлер Нессельроде в письме к шефу жандармов Бенкендорфу). Поскольку «Записка» Мортемара составлена еще до Июльской революции, когда отношения России с Францией были весьма дружественными, посол даже обещал в ответ предоставлять русскому министерству сведения о французских подданных, необходимые для поддержания порядка и общественного спокойствия.

Понятно, что французским дипломатам очень важно было точно знать, с кем они имеют дело – с французским подданным (его они были обязаны защищать) или с «этническим» французом, который носит французское имя, но принял русское подданство и опеке со стороны французских дипломатов более не подлежит. Поэтому они пытались получить от русских чиновников списки французов, принявших русское подданство. В апреле 1834 года посол Франции (в 1834 этот пост занимал маршал Мезон, с которым мы еще встретимся в главе четвертой) обратился к вице-канцлеру Нессельроде с просьбой прислать ему список «всех проживающих в России, но особливо в Санкт-Петербурге и в Москве французов, которые присягнули на верность Его Императорскому Величеству и тем самым утратили права французских граждан». Мезон действовал в соответствии с ордонансом короля Луи-Филиппа от 28 ноября 1833 года, который обязывал «французов, проживающих в чужих странах и желающих пользоваться покровительством консула того округа, где они обосновались» подтвердить свое подданство, а затем получить имматрикуляцию в канцелярии соответствующего консульства; в ордонансе специально подчеркивалось, что французы, переменившие подданство, на имматрикуляцию и покровительство рассчитывать не могут. К своему письму, адресованному Нессельроде, Мезон приложил имевшийся у него список тех французов, которые стали русскими подданными с 1 января 1827 года (в его списке оказались 41 мужчина и 8 женщин), самого же посла интересовали в первую очередь французы, принявшие русское подданство до 1827 года. Такие списки в самом деле были переданы петербургским и московским генерал-губернаторами и начальниками других губерний в III Отделение, а оттуда – вице-канцлеру Нессельроде; впрочем, это произошло осенью 1836 года, когда Мезона уже отозвали, а на его место был назначен новый посол – Проспер де Барант. Что же касается французов, проживающих в российских губерниях, но не перешедших в российское подданство, гражданские губернаторы с 1838 года были обязаны ежегодно доставлять сведения о них министру внутренних дел.