Фрау Шрам

Я докурил эту подробную сигарету, прицелился, запустил бычком в расходящиеся клубы пара и потихонечку пошел по запыленной дороге в заводоуправление.

Сразу же за проехавшим цементовозом с «крутилкой» показался разношерстный собачий прайд, возглавляемый злющим Прохором; собаки пробежали мимо меня, виляя пыльными хвостами и подобострастно пригибая головы.

Трансформаторщица Раиса сказала:

— Ой, Илюшка! А чего нарисовался? — она из той породы людей, которых даже тяжелый трудовой день не берет.

— За отпускными пришел.

— Покарнавалить, значит, решил? Святое дело.

Вот, правда, гольфстримчик местного значения.

Директор завода, точная копия вожака Прохора, только в человечьем варианте, стоял у щита победителей соцсоревнования, который я оформлял еще в прошлом году за отгулы, и крошил матом главного инженера. Бухгалтер и кассир курили на лестнице сигареты «Вог», совершенно не шедшие к их коротким ногам, широким бедрам и толстым шеям, не говоря уже о макияже (такого боевого окраса, такого крика души я даже у шлюх на Тверской не встречал). Женщины курили, скрестив на груди руки, как Байрон или Пушкин на хрестоматийных портретах: легкий налет романтизма нынче в чести в любой среде. Они делали вид, что не слышат директорской брани, хотя наверняка хорошо понимали, что он помимо всего прочего еще и для их ушей старается, и, видимо, сие обстоятельство им немало льстило.

— Люське-то, Люське из пятого, на Хорошевке квартиру дали. Две комнаты, сказала кассир, одним глазом следя за директором. — А она видала, где в очереди стоит?! Еще рот свой развалила, недовольна.

— Денежку можно получить? — спросил я, чувствуя, что перемывание косточек Люськи из пятого может обернуться целой «Одиссеей».

Кассир посмотрела на меня так, будто собиралась расплачиваться своими кровными.

Получив деньги, я почувствовал, как сразу же изменилось у меня настроение; такой я благодушный стал, такой весь из себя порхающий.

— Антонина Ивановна! — кричу в конец коридора, узнав рыжий стриженый затылок с низко посаженной макушкой.

Мадам продолжает величавое шествие, не меняя курса.

Иду за ней; когда понимаю, куда она так спешит, останавливаюсь и возвращаюсь к дверям отдела кадров; я тут ее подожду.

Антонина Ивановна возвращается с мыльницей в руках. В коровьих глазах вечная сырость, кажется, вот-вот эта большая, тяжелая женщина расплачется, как маленькая девочка.

— Мне справка нужна… Ну, что я в отпуске и…

— К чему это вдруг такие формальности?

— В Баку еду.

Она понимающе мычит. Долго вытирает руки о мохнатое с проплешинами полотенце, не снимая его с гвоздя, вбитого в перекошенный шкаф с документами.

— Слушай, а ты у нас женат? — ее вопросу не удивляюсь: она всех мужиков об этом спрашивает. В свободное от работы время мадам — первоклассная сваха.

— В настоящий момент пока еще нет, — отвечаю.

— Что значит «пока еще»? А сколько тебе?

— Тридцать два не исполнилось, — беззастенчиво накидываю себе четыре года.

— Ну вот, видишь. Надо жениться. Надо.

«Надо». То же самое сказал Арамыч, когда я обратился к нему, как к экстрасенсу, с воспалением простаты. Можно подумать — все зависит только от моего желания.

Слюнявя палец, Антонина Ивановна перелистывает журнал отпускников и уже рассказывает мне о какой-то барышне-москвичке, очень культурной, с жилплощадью и подходящей по возрасту. Свой рассказ она пересыпает вопросами литературного рода.

— Тебе Маркес нравится? «Сто лет одиночества»? Ты ведь тоже, кажется, в их институте учишься?.. Если хочешь, я тебе ее телефончик…

У меня в голове все смешалось: справка, одиночество, воспаление предстательной железы, телефончик культурной барышни… Но тут, на мое счастье, в кабинет входит новый начальник отдела кадров, человек с блуждающим взглядом и темной улыбкой.

— Эдуард Михайлович, тут товарищ вот справку…

Толком она объяснить ничего не может, а я не успеваю вставить слово. Меня прошиб пот.

— Зачем тебе справка?

— В Баку еду, а там переворот[7]… «Мусават», Народный Фронт, сторонники Муталибова, войска оставляют позиции… Короче, как сказал Алиев, «царит полный хаос». Говорят, «муниципалы» уже на перроне встречают и сразу в Карабах… А со справкой я гражданин России, просто в отпуск приехал…

— …думаешь, справка твоих соотечественников остановит? — ухмыляется.

— Мне самое главное до Баку добраться и с вокзала быстрее рвануть. А улицы меня… да я там каждый двор проходной знаю.

— Антонина Ивановна, выдайте ему справку. И все-таки я бы посоветовал тебе сейчас не ехать в Баку. Ты что, телевизор не смотришь, газет не читаешь? Вот у нас тут путевочки есть…

Но я уже не слушал его.

Завод я покидал с чувством, какое еще не так давно испытывал, уходя от своей последней жены; единственное отличие — тогда я знал, что ухожу навсегда, а сейчас постарался забыть, что меньше чем через месяц мне предстоит войти в эти ворота снова.

Дожидаться автобуса на заводской остановке не имело смысла: здесь хоть и ходят три номера, но раз в час. Тем более что в день получки я всегда захожу к Ирине, на Берзарина. (А улица эта в двух остановках отсюда.)