Фрау Томас Манн: Роман-биография

Дома остались в печали обе матери, потому что не одна Юлия Манн беспокоилась о своем чаде. Хедвиг Прингсхайм, которая — в отличие от своего мужа — дружелюбно поддерживала ухаживания юного поэта, никак не могла свыкнуться с мыслью о том, что отныне у ее «дочери и подруги» на первом месте другой. «Как много я потеряла, и оттого мне так грустно, — жаловалась она своему другу Максимилиану Хардену спустя четыре дня после свадьбы. — Представьте себе, что Ваша [дочь] Маха уезжает насовсем с каким-то чужим мужчиной, о котором всего год назад Вы и слыхом не слыхали, и одна-одинешенька — только с ним одним — находится в Цюрихе в отеле „Бор о Лак“ и шлет Вам к тому же полные тоски и печали письма. Опустевшая комната, которая еще хранит следы ее маленькой милой хозяйки, где чувствуется ее запах и все кричит о ней, ну, конечно, дорогой Харден, у меня теперь постоянно будто комок в горле, поскольку я знаю: того, что было, уже никогда не вернуть. О пустоте, об ужасном беспорядке, о страшном хаосе, царящем в моем сердце, дает представление Катина девичья комната. И Вы полагаете, что я могу стать более свободной? О Господи, боюсь, еще более связанной. Если малышка не будет счастлива, а таланта быть счастливой у нее, как и у ее матери, можно сказать, нет, то одно лишь сознание этого будет свинцовыми гирями отягощать мою бедную душу, а разве можно чувствовать себя свободной, когда так тяжело на душе?!»

Оставим пока открытым вопрос, на самом ли деле Хедвиг Прингсхайм уловила грусть в письмах молодой женщины или прочитала в них свою собственную тоску, или, может быть, зная беспокойство матери, Катя нарочито подчеркивала, что ей тяжело покидать родительский дом и неизвестность будущего настраивает ее временами на грустный лад. Во всяком случае, у Хедвиг Прингсхайм не было причин к беспокойству, о чем свидетельствуют ее дневники и письма: она не потеряла свою дочь — Юлия Манн сразу это поняла — по крайней мере, пока. Двадцать восемь лет прожила Катарина Прингсхайм в непосредственной близости от родительского дома и не пренебрегала советами и заботой матери, даже находясь в статусе фрау Томас Манн. Они виделись почти каждый день. Хедвиг Прингсхайм не вняла совету матери никогда не вмешиваться в семейную жизнь детей. В решении многих важных вопросов повседневной жизни — все равно, шла ли речь о найме прислуги или о выборе достойного доверия врача — ее слово всегда имело вес. Лишь национал-социалистам удалось нарушить этот, можно сказать, симбиоз двух поколений. Манны не вернулись в Мюнхен из очередной зарубежной поездки уже в середине февраля 1933 года; Прингсхаймам же посчастливилось избежать горькой участи многих евреев буквально в последний момент, в 1939 году.

Но в феврале 1905 года никто и предположить не мог, что через двадцать восемь лет в истории Германии наступят такие страшные времена. А пока волнения и тревоги членов обоих семейств касались прежде всего самых дорогих им существ. Происшедшее не было таким уж необычным: юная девушка из богатого дома решила — с одобрения матери и брата-близнеца — вверить свою судьбу писателю, который использовал все средства, чтобы добиться ее, и, наконец, по истечении «нелепого времени помолвки», как он это назвал в письме к брату, достиг своей цели.

Глава третья Жизнь буржуазного семейства

Свадебное путешествие полностью соответствовало общественному положению молодых. Цюрихский отель «Бор о Лак» славился своими просторными апартаментами и комфортом, что всегда импонировало Томасу Манну: смокинги, кельнеры в ливреях, роскошный холл, откуда можно наблюдать за прибывающими гостями, беседы в салоне, мальчики-лифтеры в униформе… стиль жизни преуспевающих и изнеженных баловней судьбы, к которым с полным правом могли причислить себя новобрачные благодаря широкой натуре Катиного отца; все это лишь повышало тягу романиста к такой жизни. Но весьма сомнительно, чтобы его молодая жена испытывала подобное влечение. Из более поздних Катиных высказываний очевидно, что роскошь отеля и амбициозное окружение скорее приносят ей огорчения, нежели счастье.

К тому же в феврале Цюрих не мог предложить туристам ничего привлекательного, кроме комфорта и одной поездки в Люцерн, поэтому грустные письма молодой женщины, которая привыкла, что вокруг нее всегда кипит жизнь, отнюдь не пустой вымысел матери. Однако такая оторванность от дома давала возможность свыкнуться с новым существованием.