Фредерик Жолио-Кюри

Полицейские привели Жолио-Кюри в маленькую пустую комнату.

— Зачем вы едете в Западную Германию?

— Но посмотрите на карту! Как иначе попасть из Польши во Францию?!

— Что вы делали в Польше?

Начался допрос. Полицейские менялись каждые пять минут.

— Разрешите мне хотя бы позвонить по телефону, — обратился Жолио-Кюри.

— А немецкие марки у вас есть?

— У меня с собой есть только франки и фунты стерлингов. Нельзя ли получить за них немецкие марки?

Западногерманский полицейский позвал полицейского американского. Тот вошел с сигаретой в зубах, держа руки в карманах.

— Марки только за доллары! — грубо заявил он. Прошел еще час. Допрос продолжался.

— Не могу ли я получить что-нибудь поесть?

— Только на немецкие марки.

Еще через час допроса Жолио-Кюри попросил:

— Дайте мне хотя бы стакан воды.

Полицейский ухмыльнулся.

— А марки у вас есть?

— Вы знаете, — спокойно ответил Жолио-Кюри, — такие же немецкие полицейские уже допрашивали меня в течение четырнадцати часов во время нацистской оккупации в Париже. Правда, те полицейские были гестаповцами, но я не вижу разницы в методах допроса. Право, это любопытное ощущение, когда шесть лет спустя американцы дают приказ немцам задержать и допросить француза.

После пятичасового допроса немецкий полицейский, позвонив предварительно своим начальникам, изрек:

— Вам позволяют попросить по телефону разрешения продолжать поездку через Западную Германию во Францию. Вы можете также подать письменное прошение.

— Я не вижу смысла снова просить о разрешении, уже имеющемся в моем паспорте. Я предпочитаю вернуться, — ответил Жолио-Кюри.

Он проехал в Прагу и оттуда самолетом вернулся в Париж.

«Я ЛЮБЛЮ ЛЮДЕЙ»

Поздний вечер. Затих шум города. Давно окончен рабочий день.

Настольная лампа освещает письменный стол в кабинете профессора Жолио-Кюри. В полумраке поблескивают фотографии над столом, картины на стенах. Свет лампы выхватывает из полутьмы лицо и фигуру ученого за столом. Он все такой же стройный, элегантный, с хорошей спортивной выправкой. Только седина, пробивающаяся на висках, и морщины у рта выдают безмерную усталость.

Жолио-Кюри разбирает дневную почту. Его переписка обширна. Он пишет общественным деятелям и простым людям, он пишет своим коллегам, обращаясь к каждому из ученых, убеждая их объединиться в борьбе против преступного применения науки независимо от идейных разногласий.

Что принесла сегодня почта?

Видный английский ученый ответил на его письмо: «Еще два года назад я говорил: если меня поставят перед выбором — коммунизм или смерть от атомной бомбы, я избираю бомбу. Теперь я понял, что эта дилемма ложная и неправильная. И я говорю: можно и нужно вместе с коммунистами добиться запрещения атомного оружия».

Вот другое письмо. Пишет американский физик, специалист-ядерник. Письмо грубое, оскорбительное. «Вы поддались коммунистической пропаганде, у вас нет своего мнения, освободитесь!» Письмо не может не задеть Жолио. Но, дочитав до конца, он откидывается в кресле, удовлетворенно улыбаясь. Дело в том, что, выпалив заученную тираду пропагандистских обвинений против сторонников мира, автор письма в конце добавляет: лично он считает использование атомного оружия преступным и присоединяется к требованию о его запрещении.

«В этом и суть! — объяснял однажды Жолио-Кюри в беседе с корреспондентом «Правды».

Неважно, что он считает меня страшным коммунистическим чудовищем, все равно мы сумели найти общий язык. Важно то, что он считает атомную бомбу преступной. С такими людьми мы можем и обязаны вести спор».

Он снова перебирает сегодняшнюю почту. Есть письма. злобные, раздраженные, оскорбительные, с личными выпадами против него. Они ранят, причиняют боль.

Но всего больнее молчание. Вот и сегодня нет ответов, которые он так хотел бы получить. Молчат многие старые друзья. Молчат, не отвечают на письма ученые с мировым именем, учителя.

Отворачиваются, не здороваются при встрече бывшие товарищи по работе.

Как трудно превозмочь боль, отстранить личное самолюбие.

Нужно ответить вот на это, самое злобное письмо, написать достойно, сдержанно, написать с риском, что снова получишь в ответ только оскорбления. Жолио-Кюри отнюдь не поклонник теории непротивления злу. Нет, он рассуждает реалистически: раз такой научный работник все же решился написать, значит обращение профессора Жолио как-то его задело, заставило думать, искать решение.