Фрегат 'Надежда'

Княгиня ничему не внимала, ничего не видела; казалось, с роковою тайпою вылетела из нее жизнь. Склонясь челом на пьедестал Душеньки, она была бледна, как та... Крупные слезы дрожали на опущенных ресницах, она вся трепетала как лист; Правин испугался...

- Что с вами, княгиня? - вскричал он.

- Удалитесь! - едва могла она произнести. - Теперь вы все знаете, будьте же великодушны - уйдите! В иной раз, в другой день мы увидимся... теперь я умру со стыда, если взгляну на вас. Когда вы дорожите хоть сколько-нибудь моим спокойствием - оставьте меня!

Полон блаженства и страха, Правин удалился.

Ввечеру князь Петр с озабоченным видом, но с салфеткою в руке вышел из столовой навстречу к доктору, который на цыпочках выходил из спальни княгини Веры.

- Ну что, любезный доктор, - спросил он, вытирая губы, - какова моя Верочка?

Доктор с значительною улыбкою, которую носил он пеизменно на все обеды и похороны, отвечал, что слава богу, что это напрасно, что это пройдет! Доктор этот, изволите видеть, мастер был золотить пилюли, и оттого кармашки его всегда подбиты были золотом. Не решали, впрочем, потому ли он знаменит, что искусен, или потому, что дорог.

- Прописали ли вы ей что-нибудь, доктор?

- О, за мной дело не станет, ваше сиятельство! Я настрочил рецепт длиннее майского дня, и если княгиня будет в точности принимать, что я предписал ей, то лихорадка убежит от первого взвода баночек.

- Каков у нее пульс, доктор?

- Немножко неровен, ваше сиятельство, - отвечал тот, натягивая с трудом нижнюю петлю фрака на пуговицу, - да это минует, когда уймется попеременный зноб и жар; надобно потеплее укрыть княгиню.

- Что за причина ее болезни, доктор? Сегодня поутру на выходе она была весела словно ласточка, и вдруг...

- Самая естественная причина, в. с! Изволите видеть: наша зеленая зима, которую мы условились называть летом, очень непостоянна, а дамы одеваются чересчур легко... Все зефиры, да дымки, да кисеи, да газы...

- Нельзя же в палатине ездить на выход! - заметил князь Петр с важностию.

- Нельзя же в газовом платье и не простужаться, ваше сиятельство. Притом везде сквозной ветер...

- Так вы думаете, что это от простуды, доктор?

- Без всякого сомнения, ваше сиятельство.

- Но она так тяжко вздыхает, доктор, будто у нее заложило грудь; она стала так капризна, что ни сообразить, ни вообразить нет способу... не хочет даже, чтобы я был при ней.

- Это все от простуды, ваше сиятельство.

Добряк доктор готов был клясться иготью Эскулапа, что это от простуды.

IV

Strudzilem usta daremnem uzyciem, Teraz je z twemi ohcg stopic ustami, I chce rozmawiac tylko serca biciem, I westchnieniami, i calowaniami, I tak rosniawiac godziny, dni, lata Do konca swiata i po koncu swiata.

Mickewicz

[Я измучил уста тщетным переживанием, Теперь хочу их слить с твоими устами И хочу говорить лишь биением сердца, И вздохами, и поцелуями. И говорить так часы, дни и годы, До конца мира и после конца мира.

Мицкевич (пол.)]

Быстро и сладостно утекают дни счастия. Минувшие радости и будущие надежды сливаются воедино устами, и миг настоящего походит на приветное лобзанье друзей на пороге. Вчерась, сегодня, завтра не существует для любовников, - нет для них самого времени, оно превращено в какую-то волшебную грезу, в которой воздушная нить мечтаний вьется с нитью бытия нераздельно, в которой сердце каждое биение свое считает наслаждениями, - о нет! наслаждение не умеет считать, счет изобретен нуждою или тоскою.