Фрейд

"Животное орды". Фрейд возвращает нас к положению из "Тотема и табу", используемому теперь для освещения феномена современной коллективной психологии; толпа определяется как "обновленная первобытная орда" при условии, что она сохраняет свою основную структуру - однородной группы, подчиненной Закону высшего Принципа и исключительной Власти Одного. Но Фрейд отмечает и существенное изменение, хорошо заметное в двух "условных толпах", которые он рассматривает в качестве примера: "Армия и Церковь основаны на иллюзии или, если хотите, представлении о главе, любящем своих подчиненных равной и справедливой любовью. Но это - лишь идеалистическое перевоплощение условий, существующих в первобытной орде, где все сыновья знают, что одинаково преследуются отцом, который им всем внушает равный страх". Если бы Фрейд мог лучше узнать и исследовать такие современные общества, как нацистское или сталинское, он, вероятно, еще больше бы утвердился в своей параллели с первобытной ордой, страшную систему террора которой олицетворяют эти более или менее удачно закамуфлированные любовными галлюцинациями общества.

Отступление в историческом плане, соответствующее идентификации толпы и первобытной орды, отражает отступление в психологическом плане: взгляд первобытного Деспота, держащего под своей властью и терроризирующего сыновей, - это гипнотический взгляд, выражение "таинственной силы, парализующей волю". В толпе это "архаическое наследие" также наблюдается, "ведущий толпу воплощает собой первобытного отца, который вызывал такой же страх"; или еще: "первобытный отец - это идеал толпы, подчиняющий себе индивидуум после занятия места идеала своего Я". Возвращая переиначенную Фрейдом формулу, согласно которой "гипноз... может быть определен как толпа из двух человек", - можно охарактеризовать состояние толпы как массовый гипноз, основывающий свое действие не на восприятии или рассудке, а на "эротической привязанности", имеющей двойную ориентацию: материнскую, полную покоя, ласк, укачивании, идеологических убаюкиваний, и отцовскую, базирующуюся на наказаниях, гневе и "угрожающем приказе". В этом переплетении связей реальность становится галлюцинацией, галлюцинация - реальностью, а двойственность доходит до безумия. Многие современные общества являют собой подобные, внушающие ужас, картины.

От Отца первобытной орды в современной толпе исходят, помимо других, два интересных положения: тот тип социального или группового порядка, в котором он фигурировал как единственный и абсолютный держатель власти, устанавливается после его смерти в виде многочисленных фрагментарных проявлений микровласти, похожих друг на друга и строго разграниченных, лучшей моделью которых, вероятно, служит семья. После совершения отцеубийства, "постепенно, - пишет Фрейд, - члены толпы братьев приходят к необходимости установления старого порядка в новой форме: мужчина становится новым главой, но уже главой семьи, ограничивая привилегии режима матриархата, восстановившиеся после уничтожения отца". Семья, как повторение в миниатюре первобытной орды является подходящим объектом для развития эдипова комплекса. В противоположность однородной, загипнотизированной и запуганной "толпе братьев", движимой бессознательными процессами, первобытный Отец, обладающий единственной властью, культивирующий свою автаркию и нарциссизм, воплощающий своеобразные составные части Я, способен служить моделью восставшим сыновьям, которые в своем героическом акте восстания ориентируются на эту форму индивидуальности и своеобразия, что порождает миф о герое. Герой выражает собой первое Я, рожденное в борьбе орды с Деспотом, воспринимается как модель, как будущий идеал Я. "Благодаря мифу, - заключает Фрейд, - индивидуум освобождается от коллективной психологии".

Этот пример подтверждает методический принцип, приведенный в начале работы, согласно которому "психология личности является... в определенной своей части психологией социальной". Разница между ними настолько тонка, что исчезает при внимательном исследовании. В этом плане Фрейд, сам не чуждый двойственности, старается развеять искусственную двойственность, иллюзорное разделение. Он показывает, в каком сложном сплетении и сочетании находятся индивидуум и общество, как это сплетение проявляется в поведении толпы, массы. Тем самым он узаконивает место, смело отводимое им психоанализу в новой для него области, которую до сих пор еще стараются ограничить неопределенным термином социология.