Фрейд

Брейер обращается к Фрейду с раздражением. Чувствуется, что он недоволен, но профессиональный долг врача и ученого вынуждает его высказаться.

Брейер. Госпожа Кёртнер подтвердила вашу гипотезу, Фрейд. Отец Сесили умер в борделе. Полиция допустила непростительное хамство, приведя туда девушку для опознания трупа.

Глаза Фрейда сверкают, но он молчит.

Флисс (с явной заинтересованностью). И что дальше?

Брейер. Ничего. С этого момента тело Сесили отказывается видеть и слышать. Я очень волнуюсь. И задаю себе вопрос, правы ли мы, задев именно эту струну.

Флисс.Разве симптомы болезни не исчезли?

Брейер. Что из того, что исчезли? А если снова вернутся? Или возникнут новые? (Говорит бесстрастным тоном, однако на самом деле он хочет вызвать тревогу и у Фрейда.) Она не раз пыталась покончить с собой.

Фрейд. «Прочистка мозга» должна проводиться методично. Чем больше сажи, тем сильнее надо «чистить».

Брейер. Но не так грубо!

Фрейд. Она оказывала нам сопротивление. (Обращаясь к Флиссу.) Даже отказывалась вспомнить, что видела труп. Понадобилось дважды расспрашивать ее, чтобы воспоминание всплыло на поверхность.

Брейер. Девушка девятнадцати лет обнаруживает голый труп отца среди проституток! Если вы полагаете, что подобная ситуация не содержит всех обстоятельств для психической травмы…

Фрейд. Насчет травмы согласен. Но почему она забыла об этом?

Брейер. Множество людей, попавших в катастрофу, забыва­ют об ее обстоятельствах!

Фрейд. Они забывают об обстоятельствах, но не искажают их. (Обращаясь к Флиссу.) Она скрывала от себя правду. Косоглазие возникло потому, что ей не хотелось больше видеть этот грязный труп, этих галантных дам. Психическая глухота потому, что она не желала больше слышать скрипки, наигры­вающей вальсы.Она… вытеснила свое воспоминание, а ее тело стало соучастником в этом.

Брейер. Пусть так. Она его «вытеснила», как вы утверждае­те. Значит, оно было для нее невыносимым.

Фрейд. Разумеется.

Брейер.Но нужно ли было заставлять ее вспоминать?

Фрейд. Это ваш метод.

Брейер. Нет. Я отказываюсь насиловать ее душу. И я считаю вполне обоснованным, что двадцатилетнее дитя хочет уважать отца и собирает все свои силы, чтобы забыть о его постыдной смерти. Хотите знать мою сокровенную мысль: я восхищаюсь ею.

Фрейд. Восхищайтесь сколько хотите, но давайте ее вылечим: вот наш первый долг.

Брейер. И вы думаете, что вылечите ее, навязывая это чудо­вищное унижение? Вы принесли ей одно зло.

Фрейд. Брейер! (Едва сдерживается.) Ваш метод гениа­лен: он лечит правдой! Но, если это так, давайте внесем полную ясность и будем безжалостны.

Брейер. Я сожалею, что взял вас с собой. Вы искажаете все: и цель, и средства, благодаря которым можно ее достигнуть. Я давал проявиться силам кротким, ненавязчивым, а вы ведете себя, как солдат.

Фрейд так погружен в раздумья, что даже забывает рассердиться: он смотрит прямо перед собой, в одну точку, чувствуется, что он с трудом распутывает клубок своих мыслей и даже провидит какую-то новую истину.

Фрейд. Кроткие силы… на что они способны? В Сесили нет ничего кроткого, ничего нежного…

Брейер. Вам об этом ничего не известно. (Более интим­ным, чем ему хотелось бы, тоном.) А я знаю ее нежность.

Тон Брейера удивляет Фрейда.

Фрейд (сурово). Вам известна ваша собственная нежность! Именно свою нежность вы находите в ней! (Потом возвра­щается к. своим раздумьям.) Сесили – это поле битвы. В ней борются свет и тьма… (Говорит, не глядя ни на кого.) У меня было такое чувство, когда я ее слушал… (Внезапное озарение.) Брейер, она ведь защищала не отца, а саму себя.

Брейер слушает его с изумлением и возмущением.

Брейер(громким голосом). Что?

Фрейд. Эти раздетые женщины… этот голый мужчина… эти непристойные картины… Брейер, все это взволновало ее.

Пока Фрейд говорит, невидимый оркестр (музыкантов много, и игра­ют они талантливо) исполняет вальс, который звучал в борделе.