Фрейд

Через год после свадьбы в семье произошло радостное событие. 16 октября 1887 года Фрейд с восторгом писал фрау Бернайс и Минне в Вандсбек: «Я ужасно устал, и мне еще нужно написать много писем, но сначала я напишу вам. Из телеграммы вы уже знаете, что у нас маленькая дочь, Матильда. Она весит три тысячи четыреста граммов, около семи с половиной фунтов, что довольно прилично, ужасно уродлива и с самого начала сосет правую руку, но в остальном выглядит веселой и ведет себя абсолютно непринужденно». Пятью днями позже Фрейд находит причины сменить тон: все говорили ему, что маленькая Матильда удивительно похожа на него – и «она стала гораздо красивее, иногда мне кажется, уже очень красивой». Фрейд назвал дочь в честь своего доброго друга Матильды Брейер. Всего через месяц ему в компании мужа Матильды будет суждено встретить гостя из Берлина, Вильгельма Флисса. Вильгельм станет самым верным другом Фрейда из всех, что у него были в жизни.

Глава вторая Создание теории

Необходимый друг – и враг

«Близкий друг и заклятый враг всегда оставались необходимыми потребностями моей эмоциональной жизни, – признавался Фрейд в «Толковании сновидений». – Я научился снова и снова их создавать». Иногда, прибавил он, друг и враг сливались в одном лице. В раннем детстве эту роль играл его племянник Йон. После женитьбы и во время десятилетних исследований необходимым другом, а впоследствии врагом стал для Фрейда Вильгельм Флисс.

Флисс, отоларинголог из Берлина, приехал в Вену осенью 1887 года, чтобы продолжить учебу. По совету Брейера он посетил несколько лекций Фрейда по неврологии и в конце ноября по возвращении в Германию получил от него сердечное послание. «Хотя мое сегодняшнее письмо посвящено профессиональным вопросам, – писал Фрейд, – я должен, однако, признаться, начав с того, что питаю надежды продолжить с вами переписку и что вы произвели на меня глубокое впечатление». Тон Фрейда был одновременно более официальным и более эмоциональным, чем обычно, однако дружба с Флиссом станет уникальным событием его жизни.

Разрабатывая теорию психоанализа, Фрейд был обречен иметь больше врагов и меньше друзей, чем ему хотелось. Неудача была вполне возможна. Враждебность и насмешки практически гарантированы. Флисс стал именно таким близким другом, который был нужен Фрейду: слушателем, доверенным лицом, стимулом, группой поддержки и единомышленником, которого ничто не могло шокировать. «Ты для меня единственный «Другой», – скажет ему Фрейд в мае 1894 года, – второе «Я». Осенью 1893-го он признался Флиссу, озвучив догадку, которой отказывался следовать следующие семь или восемь лет: «Ты уничтожил мою способность к критическому мышлению». Такое полное доверие у человека, подобного Фрейду, который гордился своей практичностью ученого, требует объяснений.

Это доверие выглядит еще более удивительным, поскольку Флисс уже тогда слыл чудаком и патологическим поклонником нумерологии. Но крах его репутации случится позже. Его любимые теории действительно выглядят чрезвычайно странными: Флисс считал нос главным органом человеческого тела, который определяет здоровье и все болезни. Более того, он свято верил в биоритмическую схему из двух циклов, 23 и 28 дней, которым подчиняются мужчины и женщины и которые, по его убеждению, позволяют врачу диагностировать все состояния и недуги. На рубеже XIX и XX столетий эти идеи, в настоящее время полностью опровергнутые, пользовались симпатией и даже определенной поддержкой уважаемых ученых в разных странах. Профессиональная репутация Флисса была безупречна – уважаемый специалист с обширной практикой – и распространялась далеко за пределы его родного Берлина. Кроме того, идеи, которые выдвигал Фрейд, поначалу казались не менее странными, чем представления Флисса. И еще – Вильгельма рекомендовал Брейер, что в конце 80-х годов XIX века для Фрейда практически служило гарантией интеллектуальности и честности человека.

Образование Флисса было широким, а его научные интересы чрезвычайно разнообразными. Своей утонченностью и эрудицией он производил впечатление на людей даже не таких одиноких, как Фрейд. В 1911 году, через много лет после горького разрыва друзей, Карл Абрахам, верный последователь Фрейда и здравомыслящий наблюдатель, писал, что Флисс любезный, проницательный, оригинальный – возможно, это самое ценное из знакомств, которые, по его мнению, основатель психоанализа мог приобрести среди берлинских врачей. То же самое чувствовал и Фрейд при первой встрече с Флиссом. Их считали людьми, подрывающими устои медицины, и такая изоляция еще больше сблизила их. «Я совсем одинок здесь, толкуя неврозы, – напишет Фрейд Флиссу весной 1894-го. – Они смотрят на меня как на одержимого». Вероятно, их переписка казалась обоим разговором двух одержимых, постигших глубокую, но пока еще непризнанную истину.