Фрейд

Литературу, посвященную опубликованным Фрейдом историям болезни, конечно, всю изучить невозможно. Естественно, что случай «Доры», с его непреодолимыми последствиями для феминистских и литературных толкователей, генерировал самую большую и самую страстную часть этой литературы; ниже дана лишь репрезентативная выборка. Психоаналитические статьи представлены работами Jules Glenn, «Notes on Psychoanalytic Concepts and Style in Freud’s Case Histories» и «Freud’s Adolescent Patients: Katharina, Dora and the ‘Homosexual Woman’», обе в Freud and His Patients, ed. Mark Kanzer and Glenn (1980), 3–19, 23–47; этот же том содержит такие полезные источники, как Melvin A. Scharfman, «Further Reflections on Dora», 48–57, Robert J. Langs, «The Misalliance Dimension in the Case of Dora», 58–71, Kanzer, «Dora’s Imagery: The Flight from a Burning House», 72–82, и Isidor Bernstein, «Integrative Summary: On the Re-viewings of the Dora Case», 83–91. См. также специальное издание Revue Française de Psychanalyse, XXXVII (1973), с семью статьями, посвященными одному этому случаю, а также Alan and Janis Krohn, «The Nature of the Oedipus Complex in the Dora Case», J. Amer. Psychoanal. Assn., XXX (1982), 555–378, и Hyman Muslin and Merton Gill, «Transference in the Dora Case», J. Amer. Psychoanal. Assn., XXVI (1978), 311–328. Вдумчивый анализ этого же случая с исторической перспективы был проведен в работе Hannah S. Decker, «Freud and Dora: Constraints on Medical Progress», Journal of Social History, XIV (1981), 445–464, а также в оригинальной статье того же автора «The Choice of a Name: ‘Dora’ and Freud’s Relationship with Breuer», J. Amer. Psychoanal. Assn., XXX (1982), 113–136. Известное (надеюсь, печально известное) и необоснованно грубое наблюдение Феликса Дойча, который в самой бесчувственной манере описал достигшую среднего возраста Дору, «A Footnote to Freud’s ‘Fragment of an Analysis of a Case of Hysteria’», Psychoanalytic Quarterly, XXVI (1957), 159–167, может служить примером психоанализа как агрессии. Статья Arnold A. Rogow, «A Further Footnote to Freud’s ‘Fragment of an Analysis of a Case of Hysteria’», J. Amer. Psychoanal. Assn., XXVI (1978), 331–356, – это более доброжелательное послесловие к Дойчу, рассматривающее жизнь Доры в широком контексте. См. также блестящие (хотя, на мой взгляд, и несколько резкие) комментарии в книге Janet Malcolm, Psychoanalysis: The Impossible Profession (1981); автор предполагает (167–168), что псевдоним Дора ассоциируется с именем героини мифа, которая принесла беды в этот мир своим «ящиком».

In Dora’s Case: Freud-Hysteria-Feminism, ed. Charles Bernheimer and Claire Kahane (1985) – это интересная антология очерков, в основном литературных критиков; статьи значительно отличаются по своей ценности, а авторы преследуют разные цели. Книга включает два пространных предисловия редакторов и большие фрагменты работы Steven Marcus, «Freud and Dora: Story, History, Case History» (первоначально опубликованной в Partisan Review, [Winter 1974], 12–108, и переизданной в Representations [1975], 247–309). Маркус, настаивающий на прочтении истории болезни как произведения литературы, отчасти виноват в тяжелой ноше зачастую произвольных толкований, которую вынуждена нести Дора. Наглядным примером такого подхода в этой антологии может служить статья Toril Moi, «Representation of Patriarchy: Sexuality and Epistemology in Freud’s Dora», 181–199. Автор цитирует Фрейда, который писал, что извлек на свет дня «бесценные, хотя и искалеченные, остатки древности» (SE VII, 12), и делает далеко идущие выводы из метафоры Фрейда. «Искалеченные» – это обычный [для Фрейда] способ описания эффекта кастрации, а «бесценный»… следует понимать буквально: не имеющий ценности. Какая может быть цена, когда ценная часть отрезана?» (с. 197). Это звучит нелепо, но Мои использовал только английский перевод из Standard Edition, не пожелав заглянуть (или не смог этого сделать) в немецкий оригинал. Фрейд использовал слово unschätzbaren, которое никоим образом нельзя перевести как «не имеющий ценности». Этот термин означает «не поддающийся оценке» или, если хотите, «выше всякой цены» – высшая степень ценности, которую может выразить немецкое прилагательное.