Фрейкоры 2. Повесть о германских добровольцах

       В ряды первых перешло немало тех ветеранов войны, в души которых все пережитое за годы кровавой бойни вселило ненависть к системе, оторвавшей их от семьи, заставив кормить вшей в окопах, пройти все круги военного ада и возвратиться в голодную, разоренную страну, без надежды на рабочее место и обеспеченное будущее. Они долго верили в Отечество, монарха, армию и военных вождей, во имя этого рискуя жизнью, и в результате чувствовали себя подло обманутыми. Их прежний мир рухнул. Они вернулись домой из окопов не дикими, озверелыми толпами, как в России, а стройными рядами, но лишенными всяких иллюзий относительно довоенной социально-политической системы. Многие из них стали пацифистами, сторонниками «мира любой ценой» (как герои Э.М. Ремарка). Но другие, более склонные к насилию (чему способствовала и долгая фронтовая жизнь), примкнули к коммунистам, чьи партии подняли голову по всей Европе, и вступили в их вооруженные формирования. Среди бойцов «Народной военно-морской дивизии» и многочисленных «красных гвардий» и «красных армий», сформированных в охваченной революционной горячкой послевоенной Германии, было немало солдат-фронтовиков с большим боевым опытом, не уступавшим опыту белых фрейкоровцев – их недавних соратников, а часто и однополчан в годы мировой войны. Иные из этих красногвардейцев даже продолжали носить боевые награды времен Великой войны – например, Железные кресты (один такой случай описан бывшим фрейкоровцем Э.Э. Двингером в его уже упоминавшемся нами романе-хронике «На полпути», посвященном «Капповскому путчу» и борьбе белых добровольцев с Красной Армией Рура)! Так как же получилось, что они были все-таки побеждены своими бывшими однополчанами-фрейкоровцами, хотя чаще всего превосходили их числом? Одна из причин, несомненно, заключалась в том, что в рядах белых добровольцев продолжали поддерживаться и цениться прежние военная доблесть, послушание, чинопочитание и дисциплина. А ветераны войны, перебежавшие в стан красных, служили в вооруженных до зубов, но, как правило, слабо дисциплинированных (за исключением Красной Армии Рура) красногвардейских отрядах, где культивировались выборность командного состава, сознательное пренебрежение воинской дисциплиной и субординацией, короче – всяческая партизанщина, что приводило, в конце концов, к деградации до уровня вооруженных банд.

       В рядах второй группы «активистов», собственно, и зародилось германское добровольческое движение. Несмотря на пережитые ими ужасы мировой войны, они вынесли из нее любовь к Отечеству (превратившегося для многих в почти мистический предмет поклонения), глубочайшее чувство воинской чести и поистине рыцарской доблести, нежелание смириться с тем, что принесенные на алтарь Отечества бесчисленные жертвы оказались совершенно напрасными, и непоколебимую верность своим боевым товарищам и командирам. Возвращение к мирному, буржуазному существованию представлялось подобным натурам совершенно невозможным. Они жили в своем собственном, имевшим мало общего с окружающей действительностью, духовном мире, в котором единственными подлинными ценностями считались боевой дух, героизм и товарищество. Такие люди были среди ветеранов всех армий Великой войны. В России они шли в «цветные части» или «каппелевцы», в Италии – в «сквадристы», в Австрии – в «геймверы (хаймверы)», в Германии – во фрейкоры. С одной стороны, они ненавидели «ноябрьских преступников» - коммунистов-спартаковцев – угрожавших Германии, после нанесения ими не побежденной на поле боя германской армии «удара ножом в спину». С другой стороны, они не в меньшей степени ненавидели и буржуазных политиканов и «жирных котов», «тыловых крыс», нуворишей, нажившихся на войне, отсиживавшихся в тылу и приведших нацию к катастрофе. Почти никто из фрейкоровцев не имел политического образования, никто из них не имел опыта жизни в условиях либеральной демократии, а то, чем их «порадовал» Веймар, мало способствовало появлению у них симпатии к этой форме государственного строя. Но, наряду с фанатичным антикоммунизмом, их движущей силой был и не менее фанатичный национализм, которого, честно говоря, нередко не хватало их идеологическим соратникам из рядов российской интеллигенции, поднявшим оружие против большевизма, но оказавшимся неспособными вытравить из себя либеральный дух и, говоря по-русски, «распускавшим нюни» - вроде вообще-то не сентиментального в иных жизненных ситуациях Бориса Савинкова в «Коне вороном». Да и по сей день у нас почему-то принято именовать Гражданскую войну 1917-1922 гг. «братоубийственной» - хотя какое там «братство» у белых с красными, когда еще святой апостол Павел вопрошал: «Что общего у света с тьмою? Какое согласие у Христа с Велиаром?» (2 Кор 6, 14-15).