Фрейлина Её величества. «Дневник» и воспоминания Анны Вырубовой

— Однако, — говорит Маша, — нам неудобно. Это так не вяжется с тем, как мы относимся к старцу. Для нас всех он такой светлый, такой святой. А она с ним так пошло затеивает.

Ну и доигралась.

Что у неё было со старцем, я не знаю, Маша, говорит, что он ее лечил от припадков.

Только на днях явилась она. Пришла, когда полный стол молящихся. Вдруг она это врывается, подбегает к старцу и громко так на всю комнату кричит: «Со всеми б… Всех… А теперь вместе молитесь?» Старец взял это ее за руку и крикнул: «На колени! Молись!… И мы за тебя помолимся!» Она еще громче, и его и всех назвала б… Все встрепенулись. Подошла к ней Акулина[235], а она, поганая, ей прямо в лицо плюнула и скверно обозвала. Старец взял со стола соль и сыпнул ей во след с криком: «Уйди, поганая!» Она нейдет. Он ее швырнул, она упала и завыла. Он сказал всем: «Помолитесь за одержимую!» А она что-то крикнула…

Мума[236] не разобрала, только помянула Илиодорушку, ну, и Маму.

Ее вывели. Она арестована.

Старец говорит, хоть она и шпион, все же он думает просить, чтобы к ней не очень строго относились…

Но она сама себя осудила: повесилась в своей одиночной палате.

Больная она или преступница?

Возможно, что и больная.

О ней не пишут, не говорят.

2 августа — 13.

Состояние Мамы очень тяжелое. Она жалуется на то, что ее опять преследуют кошмары. И еще одно неприятно — она начинает бояться своих же людей. После той истории с Зинотти Мама очень изменилась к ней. Почувствовала какой-то страх. Когда у Мамы начинается полоса страха, весь дом в ужасе. Особенно это сказывается на Папе. Тут как-то Мама мне сказала:

— Я знаю, что на нашу охрану тратятся большие суммы. Значит — сотни людей. Но от этого мне не легче, так как именно от них я жду измены. Нас могут поразить не потому, что это им будет нужно, а потому, что Иван сделает это для того, чтобы подвести Степана.

Эта мания преследования подтачивает силы Мамы, и никто, кроме старца, не может ее успокоить.

Мы шли парком. Дорогой шла нищенка. Узнав Маму, опустилась на колени. Мама велела отдать ей кошелек. Не вставая с колен, нищая шепнула:

— Какая же горькая твоя доля!

Мама не сразу ее поняла. Когда мы отошли, Мама опросила:

— Что она сказала?

Я, не желая тревожить Маму, сказала:

— Она сказала, будет молиться за милость.

— А я думаю, что она сказала, что я более неё нуждаюсь в милости.

У Мамы есть это свойство — угадывать слова, которые она не сразу понимает.

Вчера ночью Мама проснулась с криком:

— Что с Маленьким?

Ей почудилось, что его укусила змея. Пришлось вызвать старца. Он полагает, что Маме хорошо было бы поездить. Доктор вполне с ним согласен. Мама сказала:

— Никуда, не поеду, так как старцу с нами ехать нельзя, а без него боюсь остаться.

2 января—14.

Видела вчера эту книжку, присланную в. к. Павлом Александровичем. Называется она: «Царствование Государя Императора Николая Александровича»[237].

Удивительно, как они нетактичны! Кому нужна такая книга? Если бы ее написал какой-нибудь писака из наших, ну хотя бы князь Мещерский, ну, или Пуришкевич, я бы поняла. Всякий по этому делает карьеру.

Но для чего, для чего это нужно?.. И так все просто, так грубо льстиво. Становится стыдно за нашу высшую аристократию.

Она[238] его, Папу, называет «глубоким», «кротким» и «устойчивым, как скала». А еще недавно в салоне Гневной говорили с её слов — «флюгарка с короной», так она называла Папу.

По моему мнению, и первое и второе неверно. Он, Папа, не скала, но и не флюгарка. В нем достаточно если не силы воли, то упрямства, чтобы поставить на своем там, где он считает нужный. И это уже имела возможность испытать семья в. к. Павла Александровича на себе с большим успехом.

Мама говорит:

— Эта книжка, очевидно, имеет политическое значение, но читать ее …[239].

А Папа говорит:

— Книжка не для нас, а для тех, кто знает, как читать.

А по мне, как ни читай — одинаково противно. Тем более, что, по моему усмотрению, она политически еще беднее, чем литературно.

Если бы мы говорили о России, то особа царя неприкосновенна, и никто не станет с ним знакомиться через эту книжку. Ну, а за границей? Там такими сахарными барашками никого не удивишь. Слащаво, неумно.

И старец смеется.:

— Пускай князюшка тешится. Ему это приятно. А до других какое ему дело? Ведь он никак знает, что его все старшим дураком над дураками считают.

А на мой вопрос, как ему книжка нравится, сказал:

— Что на дешевую карточку смотреть, коли лицо живое тут!

И еще прибавил:

— Дураки они, вот что! Папа куда умнее того снимка, что нарисовали.

28 февраля — 14.

Вчера Мама рассказывала, что ее поразил Маленький.

— Каждый раз, когда Маленький бывает у Гневной, это влечет за собой целый ряд неприятных вопросов. Вот и на этот раз Маленький сказал:

— Почему я редко вижу свою бабушку? Я ее очень люблю, и она меня любит.

Мама на него посмотрела при этом, и он закричал и затопал ногами:

— Да, да, любит меня!

Мама говорит: когда Маленький так закричит, то она пугается — такая в нем непокорность и угроза.