Мой отец учил его ловить угрей в озере, а когда он стал старше, моя мама позволяла ему кататься по нашему парку на «Ягуаре» и «Мини-Майноре». Ему это страшно нравилось. Уехав, он засыпал маму благодарственными письмами и твердил, что дождаться не может, когда снова окажется в Холкеме. Он был очень добрым и ласковым мальчиком. Я его очень любила – да и вся наша семья всегда относилась к нему с большой теплотой.
Как только я повзрослела достаточно, чтобы заняться верховой ездой, парк Холкема стал моим. Я отважно скакала повсюду на моем пони Китти. Когда мы стали еще чуть старше, нам с Сарой позволили ездить на пони к одному из самых симпатичных наших арендаторов, Гэри Мофе. Спустя много лет я очень сдружилась с его женой Марит. Гэри скакал по парку на огромном черном жеребце, а за ним трусили наши безнадежные пони. Мы изо всех старались успеть за ним, но получалось не очень.
Не только наша семья была частью Холкема, но и все, кто работал в поместье. Порой это были очень интересные люди. Главный садовник, мистер Паттерсон, по утрам с энтузиазмом играл на волынке – он делал это каждый раз, когда к нам приезжали гости. В конце концов мама теряла терпение и кричала:
– Достаточно, мистер Паттерсон, благодарю вас!
Мое раннее детство было по-настоящему идиллическим, но начало Второй мировой войны изменило все. Мне было семь, Кэри – пять. Отец вместе с Шотландской гвардией отбыл в Египет, и мама поехала вместе с ним, как поступили многие жены. Холкем-холл был частично занят армией. В парковом храме расположился отряд местной самообороны. Садовники и лакеи ушли в армию, а горничные и поварихи работали на военных заводах.
Все считали, что немцы непременно высадятся на побережье Норфолка, поэтому перед отъездом в Египет мама отвезла нас с Кэри в Шотландию, к нашей двоюродной бабушке Бриджет, подальше от подводных лодок Гитлера.
Прощаясь, мама сказала мне:
– Энн, остаешься за старшую. Присматривай за Кэри.
Если бы мы знали, как долго мамы не будет с нами, нам было бы еще тяжелее. Но тогда никто не знал, как долго продлится война. Наша разлука с родителями продлилась три года.
Глава вторая
Война с Гитлером
Мы приехали в Дауни-Парк, где жили наши кузены Огилви. Это было одно из охотничьих поместий Огилви в Ангусе: основной их дом, Кортчи-Касл, был реквизирован и отдан под госпиталь для польских офицеров. Хотя мы с Кэри переживали из-за разлуки с родителями, поездка в Шотландию казалась нам увлекательным приключением. Я любила своих кузенов Огилви. Их было шестеро, и трое младших – Дэвид, Ангус и Джеймс – были примерно нашего с Кэри возраста. Мы хорошо их знали, потому что они приезжали к нам в Холкем каждое лето. Мы отлично проводили время, гуляли, веселились и играли. Мы наблюдали, как мальчишки без конца играют в крикет на террасе в специальных льняных килтах – я и Кэри страшно им завидовали. Наша няня была не слишком довольна гостями, потому что им доставались все лучшие фрукты (довольно редкое лакомство в то время). Она вечно твердила, что им пора бы и домой уехать.
Кузены по-дружески приняли нас в Дауни-Парке. Особенно мне нравился Дэвид, и я следовала за ним повсюду. Я обожала их мать, свою двоюродную бабушку Бриджет, урожденную леди Александру Кук. Она была сестрой моего деда. Бриджет была сторонником «христианской науки» – это религиозное движение в XIX веке разработала Мэри Бейкер-Эдди. В годы Первой мировой войны «христианская наука» приобрела большую популярность среди аристократии, и многие стали ее адептами. «Христианская наука» учила, что все болезни – это иллюзия, от которой можно избавиться с помощью молитвы. Это приносило большое утешение бабушке Бриджет и ее мужу, моему двоюродному деду Джо, графу Эрли. Первая мировая война оказала на деда, как и на многих мужчин, очень тяжелое воздействие. Бабушка Бриджет постоянно говорила о своих убеждениях и давала мне массу полезных советов. Больше всего меня поразил такой: «Все как-то устраивается. Возможно, не всегда так, как ты ожидаешь, но форсировать события не следует». Бабушкин спокойный подход очень помог нам с Кэри, потому что мы очень переживали из-за разлуки с родителями во время войны.
3 сентября 1939 года бабушка Бриджет собрала нас в гостиной Дауни-Парка, и мы вместе слушали по древнему приемнику выступление Невилла Чемберлена с объявлением войны Германии. В голосе премьер-министра слышалась тяжелая серьезность, и атмосфера в комнате была такой же. Слушая радио, я смотрела на ковер, не понимая, что происходит, и думая только о том, когда мы сможем вернуться домой.