Фрейлина немедленного реагирования

— Дракон пускай будет у Анфисы, не уверен, что я смогу найти в академии других пиромагов в такой короткий срок. А значит, дракона греть будет она, и не дай бог с ним что‑то случится. — в голосе герцога мелькали нотки припугивающей угрозы для нас и беспокойства за малыша. — Когда начнутся занятия, дракона Глебу отнесете, я его предупрежу. А по поводу пробуждения, теперь ежедневно мы будем по часу встречаться с вами и работать над усовершенствованием полученных талантов!

Вот и выходило, что распорядок дня у нас теперь стал сумасшедшим.

С утра одна из нас вставала раньше, чем проснется весь остальной блок, и бесшумным ниндзя в носках относила дракона к Глебу на попечение, а после так же тихо возвращалась обратно. Затем вся наша тройка с понурым видом шла на занятия, маялась дурью на физкультуре, которую теперь вела Терция и превращала уже ставшие привычными экзекуторские занятия в подобие легкой иномирской аэробики.

Сломанных ног стало меньше, точнее, их вообще не стало. Теперь все первокурсницы выстраивались перед преподавательницей этикета и под душевную музыку тянули руки к несуществующему для нас в этом подземелье солнышку.

А вот часы зельеварения нам заменили очень полезной, на мой взгляд,

дисциплиной — лекарской подготовкой. То одного, то второго мага из медпункта снимали с дежурства и отправляли вести пары у горемычных студентов. Зато теперь в экстренном случае мы могли сами на себе и простенький порез заживить, и температуру сбить.

Когда же пары заканчивались, и весь наш курс разбредался кто куда по

Академии, наша тройка с трагичным видом шла в аудиторию боевой магии,

на поруки к Эридану. И уже тут этот изверг начинал отрываться по полной программе.

Сначала он гонял нас по полосе препятствий, потом заставлял метать каблуки, затем мог неожиданно вызвать над нами локальный ливень и облить холодной водой. В общем, герцог измывался как мог, а цель у него была только одна — вымотать нас до беспамятства. В какой‑то момент он прекращал эти пытки, и наша учебная программа с девчонками разделялась. Меня он сажал за книжку по астрологии и требовал составлять предсказания на завтрашний день по звездам, перед Анфисой ставил с десяток свечей и заставлял на расстоянии то зажигать, то тушить их одну за другой, Кристину же сажал в позу лотоса и приказывал медитировать.

Такой метод занятий наш блондинистый садюга ласково называл — шоковой терапией. Мол, если научимся пользоваться даром, когда мятлики перед глазами пляшут и дыхания после бега не хватает, то и в реальной стрессовой ситуации справимся.

Сегодня Эридан перегнул очередную палку и вместо привычной пробежки устроил нам заплыв на сто метров в платьях в сотворённом бассейне.

Плыть в одежде то еще удовольствие, сомнительное и опасное. Туфли пришлось скидывать прямо в воде еще на первом гребке, всю остальную дистанцию я плыла и одновременно боролась с норовящим утянуть на дно платьем. Ровно этим же занимались Крис и Фиса. Они, к слову, доплыли до финиша раньше меня.

— Ну у меня же даже дара нет еще, — не выдержала и взвыла Кристина,

вываливаясь на твердую поверхность, — Меня‑то за что так?

— Чтобы жизнь малиной не казалась, — Эридан возвышался над пытающимися отдышаться подругами, пока я доплывала последние метры до спасительного берега.

Мокрый корсет пережимал грудь, из‑за чего дышать становилось невыносимо трудно, а легкокрылые мотыльки, первый признак навалившейся усталости, сегодня прилетели ко мне чересчур рано и уже через пару гребков грозили отправить меня в ненавязчивый обморок или на дно.

Когда в глазах потемнело окончательно, а в ушах стоял только гулкий шум собственного сердцебиения, до спасительного края бассейна оставался последний гребок. Но куда там… То, что я тону, поняла, почувствовав, как вода с дикой болью врывается в легкие…

* * *

Сижу за незнакомым столом, на стуле с высокой резной спинкой. Хотя комната в которой нахожусь смутно мне что‑то напоминает, кажется, она моя.

Ах да, точно! Это сюда ко мне сегодня прибегала Кристина и показывала свой долгожданный брачный конверт.

В моих руках сейчас такой же, вот только безумной радости я от этого события не испытываю, потому что на столе лежит еще один.

В углу каждого из посланий красуется герб разных королевских домов, и от этого становится еще более тошно.

Ну не могу я разорваться на две части, не смогу. И выбрать тоже не могу!

Как быть, когда одна часть души хочет быть с одним, а вторая, разрываясь дикой болью, абсолютно с другим?

И на ответ у меня всего три дня…

* * *

Горячие губы плотно прижаты к моим. Воздух с гулким звуком врывается в легкие. Странное ощущение — слышать воздух.

А затем боль!

Не такая, когда ногу ломаешь или ранишься чем‑то острым, а такая, когда воду приходится с силой выплевывать из легких, будто сотни мелких осколков, раскаленных до состояния тысячи солнц, режут тебя изнутри.

Удушливо, противно и, в противоречие внутреннему жару — холодно.

Хотя кто‑то мне все же помогал, бережно придерживал за спину и обнимал за плечи, когда меня выворачивало на каменный пол аудитории боевых искусств.