Попискивая от счастья, Кристина едва ли не прыгала по комнате. Это было странно и удивительно, видеть брюнетку такой легкой, взбалмошной, несерьезной.
— Как это было? Он принес конверт сам или попросил кого? — потребовала я, но ответа не дождалась, потому что картина вдруг резко изменилась.
Вечер. Прохладно. Я вновь стою у окна, но теперь пытаюсь его закрыть. Ветер с моря усиливается, отчего захлопнуть ставни становится сложнее, между створками постоянно путаются легкие тюлевые занавески.
— Тебе помочь? — раздается за спиной его голос, а теплая рука ложится на талию и притягивает к себе.
Мне приятно, ведь я прижимаюсь спиной к его телу, а его горячее дыхание путешествует по моей шее, но в то же время мне обидно:
— Нет, не стоит, я сама! — и, высвобождаясь из объятий, продолжаю упрямо сражаться с окнами.
— Вот почему ты такая? — кажется, он тоже обиделся.
— Какая?
— Вредная.
Я пожимаю плечами и наконец-то закрываю злосчастные створки. Окна захлопываются, дребезжа стеклами.
— Ну так найди другую… В твоем положении — это не должно стать большой проблемой!
— Все дело в конверте? — догадавшись о причинах моего настроения, спрашивает он.
А я решаю обернуться, чтобы высказать ему все в глаза.
— Я не собираюсь становиться королевской любовницей! — вспыхиваю гневом и тут же осекаюсь, потому что вижу того, кого не ожидало увидеть мое сознание.
Эридана, который с нежнейшей улыбкой протягивает мне белоснежный конверт…
***
Глаза я раскрываю так же резко, как и вскакиваю с постели. Рывком.
Хочется вылить на себя ушат ледяной воды, нырнуть в прорубь, убиться головой об стену, пол, кафельную плитку.
Тело горит, голова трещит. И дурацкий сон все не хочет идти из головы.
Приснится же такое!
Устало падаю обратно на подушку. В свои объятья она меня принимает неохотно, неприветливо, словно говоря: как ты можешь спать, когда вокруг тебя такое творится?
А творится полная вакханалия ‒ уже вторые сутки занятия отменены, вместо них курсантов водят на допросы к Эридану, а слухи о том, что произошло на балу и после него, разносятся по академии и обрастают уже совсем недетскими подробностями.
Вначале неизвестным оставался только сам механизм такого «сломанного телефона», потому что всем учащимся было запрещено самостоятельно выходить за пределы своих блоков без сопровождения преподавателей и общаться между собой. А затем количество снующих в коридорах конвертиков, аналогов магического чата, стало резко увеличиваться. Бумажные свитки, журавлики, письма порхали по коридорам, метеоритами перемещались между блоками и вскоре стали самым массовым средством информации из всех возможных.
Единожды в блок к фрейлинам заходил Арвенариус, заявил, что академия ныне на военном положении и любое, даже малейшее нарушение мер безопасности приравнивается к отчислению.
О том, что произошло с Троей, открытым текстом студентам никто не заявлял, но те, кто уже побывал на допросе у Эридана и возвращался оттуда, непременно выкладывали на всеобщий суд и обсуждение странные вопросы, которые им задавали. Уже к вечеру первого дня все знали, что на Трою совершено покушение, а утром второго в красках обсуждали интимную жизнь Глеба и некой студентки-первокурсницы ‒ Савойкиной.
‒ Эль, ты чего не спишь? ‒ мой резкий подрыв с кровати не остался незамеченным и разбудил Кристину.
‒ Кошмар приснился, ‒ шёпотом отвечаю я, еще не хватало Анфису разбудить, ведь сейчас около трех часов ночи. ‒ Это все от нервов!
Брюнетка понимающе хмыкнула. Нервы сейчас шалили у всех. Наш первый курс Эридан еще не допрашивал — видимо, решил оставить на сладенькое. А уж после новости о том, что он все знает о нашем споре ‒ это пугало вдвойне.
Когда на следующий день после бала в блок явились Ванесса и Кларентина ‒ потрепанные, запуганные, но удивительно довольные собой, ‒ все очень удивились. Большинство было уверено, что дворянок после их ужасающего поступка выпрут подальше из академии. Вот только сами маркиза и графиня огорчаться не спешили ‒ они гордо заявили, что их никуда не отчисляют, однако у всего курса теперь есть огромные проблемы, так как Эридан знает про красное дизайнерское платье и теперь рвет и мечет по этому поводу.
‒ Как думаешь, о чем он будет спрашивать на допросе? ‒ не выдерживаю и интересуюсь у Кристины.
‒ На твоем месте я бы не парилась. У тебя ему точно спрашивать нечего, ты и так всем рассказала слишком много.
И с этим нельзя было не согласиться, потому что темой сегодняшнего дня во всей академии стала моя личная жизнь. Нет, окончательно мое имя в грязи пока не прополоскали, но еще один-два дня и мне останется лишь стоять и обтекать. Но к этому морально я уже приготовилась, в конце-то концов, я девушка взрослая, с кем хочу с тем и сплю… Пускай даже выдумано, но, главное, для благого дела.
Мои же девчонки знали всю правду о том, что произошло на балу ‒ и про принца, и про зелье, которым опоили Эридана, и про то, как он со мной после этого едва не поступил. Соседки знали и про спасителя-Глеба, и про то, что произошло между нами после, в его спальне, а точнее, про то, что не произошло.