Фрейлина специального назначения

— Ну и что теперь, орать-то зачем, — спокойно ответил мужчина. — Оно здесь уже лет триста.

— Но ведь в Академии нет окон? — спросила я и сама засомневалась, ведь вот же оно, прямо надо мной, вмуровано в потолок.

— Единственное на всей территории. Здесь я слежу за лунными фазами — необходимое условие для многих зелий и противоядий. А еще вдохновляюсь, приятно быть единственным во всей Академии обладателем такой ценности…

Я отпила вино и поставила бокал на небольшую полочку в деревянном изголовье кровати, откинулась на спину и, заложив руки за голову, принялась разглядывать луну.

— За время обучения здесь я стала забывать, как она выглядит, — призналась я Глебу. — Это довольно странно — осознавать, что именно такие простые вещи порой могут доставлять столько радости.

Я смотрела на плывущую в небе луну и просто физически ощущала, как ее серебристый свет падает сквозь небольшое окно на мою кожу. Вынув руки из-под головы, протянула их навстречу этим странным, притягательным лунным лучам, словно пыталась поймать каждый в ладонь.

— Ты неправильно делаешь, — вмешался Глеб. Сейчас я поняла, что он точно так же, как и я, лежит на кровати, откинувшись назад, только со своей, левой стороны. — Луну нельзя поймать, ею можно лишь напитаться.

Он протянул руки вверх, будто купался в бликах ночного светила. Это было очень странно — лежать вот так, вдвоем, на одной огромной кровати, не в обнимку, не в объятиях, соприкасаясь лишь кончиками волос, тянуть руки вверх, навстречу луне и пытаться погрузиться в ее холодные лучи.

В какой-то момент наши ладони нашли друг друга. Буквально на мгновение я испугалась этого касания, но Глеб уже поймал мои пальцы и словно пианист, показывающий нерадивому ученику, как играть волнительный этюд, стал водить моей ладонью над клавиатурой невидимого лунного рояля. Его движения были плавными, будто гладит дикого зверя, не поддающегося приручению, которого боится спугнуть. Я фактически слышала звуки странной мелодии, а может быть, то был всего лишь шум в ушах после четырех бокалов вина.

Музыка мне нравилась, наши руки сплетались, играли, дразнили друг друга. Легкие касания будоражили и казались чем-то удивительным, противоречивым, запретным. В какой-то момент я осознала, что невинная партитура под луной зашла дальше, чем положено ученице и преподавателю, и намного дальше, чем музе и поэту. Мы уже смотрели друг другу в глаза, пальцы порхали легкими касаниями по щекам. Каждый уговаривал сам себя не делать того, что вот-вот может произойти, но почему-то вслух, словно желая быть переубежденным.

— Возможно, так в нас говорит алкоголь, — шептала я.

— А если он нам подсказывает? — отвечал Глеб и тут же, сомневаясь в правильности своих слов, осекался. — Эль, у меня ведь есть правила, я не могу иметь отношений с курсантками.

— Может быть, я уже и не курсантка. Есть огромная вероятность, что в этот момент приказ о моем отчислении уже подписан.

— Я не позволю никому тебя отчислить! — Его рука скользнула по моей щеке. — Кто тогда будет моей музой?

Я горько усмехнулась.

— Ты меня уволил. Я уже не твоя муза.

— Выходит, нам все можно?

— Выходит, можно.

Тянулись друг к другу мы одновременно, легкое соприкосновение губ, чтобы понять, что в такой позе целоваться неудобно. Глеб взял инициативу в свои руки, через мгновение его нежные поцелуи уже покрывали мое лицо, осторожно, боясь спугнуть.

— Глеб, я не хрустальная ваза, — шепнула ему на ухо. — Не стоит надо мною трястись, не разобьюсь.

Взгляд мужчины на мгновение стал удивленным, не ожидал он от меня такой реакции.

— Видимо, вопреки первому впечатлению, Элька, ты все же не монашка.

— А ею я никогда и не была, — и в подтверждение своих слов с силой обняла его руками и ногами и извернулась так, что оказалась сверху.

Теперь я — королева ситуации.

Целовала его и чувствовала, как он меня хочет. Слышала, как пытается подавить вырывающиеся из груди стоны, когда мои руки путешествуют по его телу. Ощущала теплые ладони на талии, которые вполне по-собственнически начали путешествие под моей майкой.

— Эля, прекрати, — почти молил он. — Нам нельзя этого делать! Ты будешь потом жалеть! Скажешь, что я воспользовался твоей беззащитностью, соблазнил, затащил в постель! Эля, перестань, я ведь не железный!

Все, что он говорил, я прекрасно понимала головой, но останавливаться не могла и не хотела. Моя душа жаждала власти над мужчиной, раскрепощения, отрыва, победы.

И Глеб действительно не был железным, одна из его рук уже уверенно ласкала мою грудь, а вторая притягивала за подбородок, помогая губам жадно впиваться в мои. Никакого сравнения ни с одним из наших прежних поцелуев, ни с наигранным в море, перед толпой фрейлин, ни с тем, когда магистр заставил себя поцеловать. Этот казался настоящим, уверенным, жадным и торопливым, будто нас вот-вот спугнут, и момент никогда больше не повторится.