Фрэнк Синатра: Ава Гарднер или Мэрилин Монро? Самая безумная любовь XX века

А потом Фрэнк загрустил. Перестал есть, разогнал всех подружек. Валялся на диване или бродил где-то. Ему исполнился двадцать один год, и перспектива всю жизнь провести в «клозетных турне» его не радовала. Он уже понял, что умеет завести зрителей. В конце концов, чем он хуже Кросби? На магнитофонной записи не отличишь. Пусть только выпадет случай — они все узнают, чего он стоит…

Весной 1937 года Фрэнк принял решение: он будет петь один.

— Прощайте, парни, я получил выгодное предложение, — сообщил он своей тройке. — Сольники. Это круто!

Приглашение последовало от владельца ночного клуба в Инглвуде.

— Фрэнк, не знаю, что сказать про твой голос… — Хозяин клуба Том Уоринг, одетый под ковбоя, снял шляпу с загнутыми полями. — Но тебя любят бабы. И у тебя есть то, без чего творческая карьера невозможна… — Он опустил взгляд ниже пояса Фрэнка.

Тот вспыхнул. Уоринг наступил на больную мозоль. Жирный «ковбой» зашел слишком далеко… Удар Фрэнка был направлен в челюсть. Но Уоринг ловко увернулся:

— Ну-ну, петушок, я на ринге семь лет ломался…

После они посидели в пивной, и Фрэнку был предложен контракт на работу в ночном шоу за тридцать пять долларов в неделю. Выступать он должен был с бэндом Харольда Арлена из «Растик кэбин». Главное, что прельстило Фрэнка, — из клуба Уоринга велись прямые радиотрансляции, которые могли бы стать для него хорошей рекламой…

Конечно, на поверку все оказалось не так уж радужно. Вскоре стало ясно, что за эти деньги Фрэнку приходилось не только петь, но и пахать за бармена, кельнера и конферансье.

Вечером он стоял перед публикой.

— Кто знает, как писает эскимос? — Выдержав паузу, Фрэнк расстегнул молнию на брюках. Оттуда посыпались кусочки льда. В зале раздались хохот, топот, визг…

Удерживали его в Инглвуде лишь радиотрансляции. Их передавали по всей Америке! Программа была дурацкой, но чем черт не шутит?

Хотя от нового места работы до родного дома было всего полтора часа на автобусе, Фрэнк навещал родителей редко. Закрутился с дамами — уж слишком много красоток теряли от него голову, а он не мог равнодушно пройти мимо очередной жертвы своих чар.

Конечно, не обошлось и без скандала. Некая дамочка далеко не строгих правил подала на Синатру иск по поводу изнасилования, но потом сформулировала претензии иначе: «за нарушение обещаний». Старшие Синатра пришли в ужас, и дабы решить проблему поскорее, пригласили в дом некоего молчаливого синьора, в присутствии которого и перед распятьем Фрэнк поклялся в своей невиновности. Странный синьор — Вилли Моретти — был дальним родственником семьи из Катаньи. Он имел мягкое, приятное лицо и ласковые глаза, вот только заглядывать в них не стоило — казалось, что собеседника голым бросают в ледяную прорубь.

— Ладно, малыш. Забудь об этом — пой спокойно, — сказал Вилли. — Мы знаменитых земляков уважаем. Уладим дело с полицией…

«Моя малышка — ты всегда со мной…»

К своему дню рождения Фрэнк получил отпуск — этот праздник все же полагается отмечать в кругу семьи. Насвистывая шлягер «Ты моя судьба», Фрэнк шагал домой от автобусной остановки по улочке родного города, напоминавшей декорации вестерна. Потертая кожаная куртка, поблескивающая десятком молний, сумка через плечо с небогатым барахлишком, фетровая шляпа, позвякивающие по булыжникам металлические набойки на толстых каблуках ковбойских сапожек. Он хорошо вписывался в городской ландшафт Хобокена. Домишки не выше четырех этажей, желтая пыль на всем, какие-то чахлые кусты под окнами, унылые вывески, засиженные мухами витрины — тоска, да и только. И не поверишь, что Манхэттен — вот он, рукой подать, прямо через Гудзон. Нью-Йорк под боком, он манит иной жизнью, подначивает выбраться из этой дыры, зажить нормально, жениться, завести детей… Вот только как подловить удачу? Может, она ждет нового года? Новенькая удача в новеньком, чистеньком, как яичко, 1939 году!

Декабрь в семье Синатра был месяцем праздников. Двенадцатое — день рождения Фрэнка, потом Рождество, а за ним Новый год. Только успевай крутиться. Долли несла домой с рынка пакеты, полные провианта — пора начинать готовку, послезавтра Фрэнку исполнится двадцать три. Помогала Долли нести сумки Нэнси Барбато — племяшка ее давней пациентки, живущей в Джерси- Сити. Нэнси часто навещала оставшуюся в Хобокене бабушку и явно заглядывалась на Фрэнка. Только и искала предлог, чтобы с ним встретиться, а заговорить стеснялась. Хорошая девушка, правильно воспитана.

— Привет, ма! — Из-за кустов к ним шагнул Фрэнк. — И тебе, Нэнси, доброго дня! — Он церемонно раскланялся, изображая поклон испанского идальго, и взял у нее пакет с фруктами. Эта девчонка буквально не дает ему прохода, поджидает у дома — встанет и смотрит во все глаза, а они у нее огромные. А уж если цветы у двери их дома валяются или открытка с сердечком на куст повешена, можно не сомневаться — это дело рук Нэнси.

— Здравствуй! — девушка засияла. Круглое нежное лицо в черных кудряшках, блестящие глаза. А ножки! У Нэнси были лучшие ножки в городе.