Фрэнк Синатра: Ава Гарднер или Мэрилин Монро? Самая безумная любовь XX века

Вскоре после этого разговора Синатра сделал заявление в прессе, что его браку с Гарднер пришел конец. Она же в декабре 1953 года, незадолго до своего дня рождения, уехала в Испанию. Аву ждал прелестный дом, который она приобрела накануне. Местечко Моралеха неподалеку от Мадрида называли испанским Беверли-Хиллз. Витая чугунная ограда, дворики и сад в мавританском стиле, терраса с видом на море, прохладные комнаты с деревянными балками на потолках, мягкая мебель, обитая гобеленом, — здесь было все для отдыха и приема гостей. Ава надеялась, что жизнерадостная Испания поможет ей выбраться из тоски и одиночества.

Вскоре начались съемки «Босоногой графини». Опытный сочинитель голливудских бестселлеров Дж. Манкевич дал возможность Аве создать ее автопортрет. Этот фильм стал самым популярным у ее обожателей. В него она перенесла эпизоды своей собственной жизни: бедное происхождение, мечты провинциальной девушки, свое физическое совершенство и свою трогательную детскую ямочку на подбородке.

Манкевич постарался создать душераздирающую историю испанской Золушки — танцовщицы Марии Варгас. В воображении зрителей гордая Мария слилась с образом Авы Гарднер — царственной и недоступной, достойной любви самого великолепного из высокородных аристократов. С тем существенным различием, что беременная героиня фильма погибает от пули этого самого блестящего из героев. Великолепный образец мужественности (о, волшебная фантазия сценариста, не забывшего и про «Фиесту» Хемингуэя) оказался импотентом в силу военного ранения и безумным ревнивцем, очевидно, на почве злополучной травмы.

Гарднер в роскошных туалетах из мастерской МGМ была прекрасна, а Хамфри Богарт, некогда первым принявший у себя в гостях опекаемую Клифом Оуэном провинциальную красотку, сыграл похожую роль и в фильме. Он открыл в босоногой танцовщице незаурядный талант и помог ей стать звездой. Он потом и похоронил гордую Марию. Кладбищенское надгробье с плачущей под дождем мраморной Венерой — Марией Варгас, мужчина в промокшем плаще у его подножия — этот эпизод, вызывавший рыдания зрителей, начинал и завершал фильм.

С изображением несчастной любви Ава — поразительно прекрасная и гордая молодая женщина — справилась. В величественном облике ее героини ощущались некая значительность и незаурядная глубина. Но танцевать фламенко она так и не научилась. Блистательная танцовщица — героиня Гарднер — только мелькает за занавесом, в то время как люди в таверне, где она выступает, беснуются от восторга — тот случай, когда королеву играет свита. Камера скользит по лицам восхищенных мужчин. В танцующую Марию смертельно влюбляется главный герой. Но мы видим лишь тень на занавеске. А ведь как жаль! Ава, ненавидевшая процесс обучения, просто поленилась взять уроки танца, отказавшись от сцен, способных украсить ленту.

Далекая по темпераменту от прямолинейных «голубых героинь», Гарднер нашла свой образ — чувственной, сексуально притягательной фатальной красавицы, женщины с несчастной или приносящей несчастье судьбой.

— Я тогда все здорово угадал про тебя, а? — Хамфри Богарт дегустировал местное вино на вилле Авы в Моралехо. Манкевич курил у камина — вечерами этому грузному человеку было зябко даже здесь.

— Представьте, юная провинциалка, явившаяся в Голливуд, не пила ни капли! — сообщил Богарт. — Все тогда думали, что это наколка Льва, делающего рекламу новой Золушке.

— А я и в самом деле не пила! Только вино пробовала. Но крепкого — ни капли! Мама считала это грехом для девушки! — Ава рассмеялась: — А самое интересное, знаете что? Такого, Джордж, ты даже не мог и предположить, когда сочинял свой сценарий, — я была невинна!

— Микки Руни разнес эту фантастическую историю по всему Голливуду. Но столь пикантная деталь в сценарии не прошла бы. Кто поверит в двадцатилетнюю девственницу? У нас же не фантастический фильм. Зритель должен лишь предположить, что у Марии был возлюбленный. Мы показали мужские ноги, выглядывающие из-под занавески в ее комнате.

— Если честно, это довольно смешно, — поморщился Хамфри. — Попахивает водевилем.

— Или серьезным чувством, — прогудел Манкевич, вороша угли. — Почти что братским.

— И откуда ты это выкопал? Серьезное чувство! — Ава резко поднялась, вспыхнув вдруг гневом. — Нет, кто это вообще выдумал: «серьезное чувство»?!

— Может, тебе просто не везло, детка? — Прищурился сквозь бокал Хамфри.

— Тогда скажите, скажите же ради бога: ну почему мне всю дорогу попадаются мерзавцы?

«Вернулась песня, жизнь вернув…»

— Так я смогу петь? — В палате клиники, где Синатре сделали операцию на связках, сквозь жалюзи падали на кровать полоски солнца, и беззаботное щебетание птиц в саду обещало покой и радость.