Френки и Майкл

У него были серые усы – не закрученные вверх и не обвисшие, но ровные; его костюм был такого же цвета и такой же безликий, словно они поставлялись в едином комплекте.

Он не подал нам руки; такие люди никогда не обмениваются рукопожатиями, если встреча не является официальной и не освещается телевидением.

Они боятся, что кто-нибудь сфотографирует их за этим занятием и потом поместит снимок в газетах, снабдив каким-либо компрометирующим комментарием.

Некоторые люди настолько осторожны, что предпочли бы никогда не есть, лишь бы не подавиться.

– Надеюсь, вы понимаете, мистер Амбрустер, – произнес он, понижая голос настолько, что люди вокруг начали на него оборачиваться, – что я согласился встретиться с вами только из уважения... к...

Он не смог придумать, к чему именно испытывает уважение, и фраза повисла в воздухе, как сопля под носом.

Будучи человеком мягким и добрым, я поспешил прийти к нему на помощь:

– К тому, что кабинет министров Аспоники до сих пор выполняет свои обязанности?

Он скривился от отвращения, словно к его лицу только что поднесли зеркало.

– Это было поручение особого рода, мистер Амбрустер и, – он захлебнулся, спеша добавить: – вы уже получили свое вознаграждение. Да, признаю, Изумрудный меморандум был составлен, – он почмокал губами, – э... слегка поспешно, и очень хорошо, что он не попал в руки врагов нашего государства, но...

– Но вы отказываетесь начинать расследование, несмотря на представленные нами факты? – спросила Франсуаз, недобро глядя на нашего собеседника.

Сенатор Матиас и раньше не пылал энтузиазмом; теперь же он потух, как пламя страсти при виде алтаря. Ему очень не хотелось начинать парламентское расследование, которое грозило столкнуть его с многими влиятельными политиками Аспоники. Но гораздо больше беспокоила его мысль о том, что его могут застать в обществе девушки, чьи фотографии в обнаженном виде часто появляются в крупных мировых журналах.

И он не преминул бы сказать об этом в самом начале нашего разговора, если бы не знал, что это плохо для него закончится.

Например, немедленной кастрацией.

– У вас нет достаточных доказательств, мисс Дюпон, – пробормотал он. – Только ваши предположения. Если бы вы располагали чем-то существенным...

– Имей мы доказательства, – жестко ответила девушка, – никакое расследование уже бы не потребовалось. Разве в обязанность возглавляемой вами комиссии не входит надзор за такими учреждениями, как тюрьма Сокорро?

– Вообще-то да... – Матиас смутился, ибо не смог сразу найти подходящую отговорку, так что пришлось признать правду.

Люди его круга терпеть этого не могут.

– Но поймите, мисс Дюпон... Когда человек не хочет ничего делать, он часто апеллирует к понятливости своего собеседника.

– Федеральные тюрьмы специального режима, такие, как тюрьма Сокорро, пользуются значительной автономией. Мы не можем просто так вмешаться в их деятельность, на основании слухов.

Я вынул из внутреннего кармана пухлую книжицу небольшого формата и положил ее на стол.

– Это закон о содержании федеральных тюрем, – пояснил я. – Если вы откроете его, то убедитесь, что это именно тот закон, который действует в вашей стране. Во время нашего посещения тюрьмы Сокорро обнаружилось по крайней мере семь серьезных его нарушений. Это более чем веское основание для того, чтобы начать расследование, сенатор.

– Мистер Амбрустер...

Матиас ухватил себя за указательный палец левой руки и принялся вертеть его, словно надеялся отвинтить.

– Конечно же, я не сомневаюсь в ваших словах. Но поймите, ни один из офицеров Сокорро не подтвердит ваших показаний. Комендант – очень влиятельный человек. Ему прочат место губернатора штата. Я не могу вот так просто выдвинуть против него обвинения.

Франсуаз саркастически улыбнулась уголками губ.

– Ладно, Матиас, – произнесла она. – Убирайтесь.

– Что? – не понял он.

– Убирайтесь, – сказала девушка. – Не то вы еще наложите в штаны при мысли, что придется выполнять свои обязанности.

– Это слишком, мисс Дюпон, – воскликнул сенатор.

Тем не менее он поспешно вскочил на ноги, и на его лице появилось выражение облегчения.

– Я достойный человек, и я не позволю...

Сенатор Матиас не стал уточнять, на что именно он не даст своего позволения – обвинять себя в безделье или пойти дождю в пятницу.

Он не хотел задерживаться у нашего столика дольше, чем было необходимо.

– У меня сохранился экземпляр Изумрудного меморандума, – произнес я, глядя ему вслед. – Может, опубликовать его в утренних газетах?

– Этот недоносок думает только о том, чтобы протереть до дыр свои штаны в сенатском кресле, – зло процедила Франсуаз. – Он и пальцем не пошевелит, боится, как бы его не потерять.

Я кивнул.

– Сложность не в том, что Матиас боится за свою карьеру, – произнес я. – Такую же позицию займет любой политик, которому есть что терять. Слишком велик дуб, который мы собрались подкопать, вряд ли стоит ожидать от кого-то, чтобы согласился постоять под ним, пока мы будем копать.