Френки и Майкл

Все же он был неплохим солдатом и успел выстрелить поверх моей головы прежде, чем я убил его.

Ему следовало перевести прицел пониже, но, получив первые две пули, он уже не пытался этого сделать.

Человек распластался за шлагбаумом; ему уже не пересечь разделительной черты.

Свою он уже пересек.

Солдат, сидевший за рулем джипа, старался поворачивать руль как можно быстрее. Машина скрипела на каменистой почве; ему не стоило пытаться разворачиваться с места.

– Что ты там возишься, идиот? – крикнул офицер. Я понял, что этот парень находится за зданием. Франсуаз положила ствол штурмовой винтовки в угол окна и прицелилась.

– Надеюсь, мальчонка любит печеных цыплят, – пробормотала она, перемещая ствол. – И очень хочет узнать, как их готовят.

Она мягко нажала на спусковой крючок.

Бензобак джипа взорвался, обдав водителя кусками металла и брызгами пламени. Тот попытался выбраться из машины, но с животом, пробитым в нескольких местах, это оказалось сложно сделать.

Франсуаз прицелилась снова, чтобы добить человека выстрелом в голову и не заставлять его мучиться, но в это мгновение солдат опал на сиденье, и алые языки пламени сомкнулись над ним огнедышащим куполом.

Он кричал еще минуты две, потом в машине взорвалось масло.

Офицер смотрел на гибель своего товарища; вид пламени, бушующего над металлическим скелетом машины, заворожил его.

Я прокашлялся. Он повернулся ко мне и увидел, что на него направлено дуло пистолета.

– Положите свою хлопушку, – негромко произнес я. – Ваша борьба за чистоту человечества закончена. Уверен, судья объяснит вам значения слов «расовая дискриминация» и «геноцид».

Человек посмотрел на меня с ненавистью.

– Вы и такие, как вы, хотите уничтожить порядок, – произнес он. – А наш долг – защищать людей.

– Скажете это на суде, – сказал я.

– Суда не будет.

Он поднес пистолет к виску и спустил курок. Франсуаз мягко спрыгнула на землю и посмотрела на офицера сверху вниз.

– Ты его почти убедил, – коротко усмехнулась она.

13

– Думаю, это здесь, – произнес я.

– Голова – не самый совершенный твой орган, – фыркнула Франсуаз, свесившись из машины и глядя вниз, где высокие колеса внедорожника почти на две трети погрузились в жидкую грязь.

– Черт, – процедила Франсуаз, осторожно выбираясь наружу. – Крокодил, которому я сделала вскрытие, тоже жил в болоте, но здесь бы и он захлебнулся.

Я посмотрел на стройные ноги девушки. Грязь поднималась почти до самых ее бедер, грозя перехлестнуть за, край сапог.

– Пожалуй, я припаркуюсь в другом месте, – сказал я, подавая машину назад.

Франсуаз сложила руки на высокой груди, наблюдая за мной с нескрываемым осуждением.

Причина его состояла не в том, что я не захотел испортить дорогие, сделанные на заказ туфли и испачкать серые брюки своего костюма.

Франсуаз легко запрыгнула в джип, обдав меня мелкими брызгами грязи, и встала во весь рост на сиденье рядом со мной, уперев правую ногу в молнию моих брюк.

– Майкл, – строго сказала она. Я посмотрел на нее снизу вверх и стал открывать дверцу.

– Не имеет смысла отъезжать, – пробурчал я. – Костюм все равно испорчен.

– Майкл, – строго повторила девушка и нажала ногой чуть сильнее.

– Френки, – сказал я, – сейчас я тебя сброшу, и ты будешь вся в грязи. С головы до ног. Тогда уж тебе точно придется возвращаться пешком.

– Майкл.

Франсуаз наклонилась ко мне, сев мне на колени, нежно, но крепко обхватила мое лицо руками и повернула к себе.

– Не отворачивайся, – сказала она. Я дернул головой, высвобождаясь, и с досадой посмотрел на нее.

– Ты не поймешь, – сказал я.

– Я понимаю, – ответила она. Я покачал головой.

– Френки, я родился в богатой семье и имею все, что захочу. Ребенком мне достаточно было попросить того или другого – и я все получал. Я не понимал, как живут другие дети.

Франсуаз смотрела на меня, сузив серые глаза. Она не умеет выглядеть доброй и по-настоящему ласковой; она никогда не изображает чувства, вот почему я не сомневаюсь в них.

– Ты не должен чувствовать себя виноватым, – сказала она.

– Я не чувствую. Знаешь, одно время я был очень несчастен – я имел все и не знал, зачем мне жить дальше.

Деревня находилась в низине – не такой уж и глубокой, но после дождей здесь всегда скапливалась вода. Я не знал, высыхает ли здесь земля когда-нибудь так, чтобы по ней можно было ходить; и самое страшное заключалось в том, что жившие здесь люди привыкли к этому.

Улицы были широкими; наверное, потому что улиц не было. Приземистые дома, казалось, уже наполовину погрузились в землю. Некоторые стояли на более высоком месте, и я мог представить, как во время дождя по улице с шумом прокатываются потоки мутной воды, а дети смотрят на них из окон.

– Майкл, ты делаешь все, чтобы помогать таким людям, – сказала Франсуаз. – И с каждым днем ты делаешь все больше.

Я выбрался из машины и зашагал к деревне, стараясь, чтобы мои ноги не очень глубоко проваливались в грязь.

– Только люди здесь об этом никогда не слышали, – произнес я.

– Они узнают сегодня, – сказала Франсуаз.

14

Человек стоял возле дома, прислонившись к стене, он никуда не шел и ничего не делал, просто смотрел на нас.