Фрэнки Ньюмен против Виртуальности

И тут я кое-что вспоминаю. «Я уже устал ждать, когда ты появишься», — сказало мне его преосвященство. Я нахмуриваюсь. Не такой человек Джейсон, чтобы терять зря время. Чем он занимался здесь, ожидая меня? Ведь вышел он отсюда с пустыми руками. Быстро подхожу к рабочему столу кардинала и всё осматриваю. В основном, это игровой камуфляж, рассчитанный на взгляд издалека: на карте Ларошели только контуры, а вместо букв непонятные символы, то же самое во всех книгах и бумагах, поэтому простая картонажная папка сразу же бросается в глаза. Торопясь (а вдруг вернётся Джейсон?) открываю и начинаю просматривать содержимое. К моему разочарованию, это бумаги, важные для двух «Д», но не для меня: письменные предупреждения нескольких банков Рочестера о задержках по выплатам и возможных санкциях. Лихорадочно перелистываю и обнаруживаю несколько листов, написанных от руки. Это разного рода заявки, просьбы, требования сотрудников рекламного агентства, и я уже готов бросить всё это, как вдруг мне в глаза бросается знакомый почерк. Не скажу, что знаком он мне очень хорошо, я видел его лишь однажды, да и написано-то было всего три слова: «Фрэнк, вы идиот»! Но запомнил я его замечательно, потому что часа два крутил перед глазами и всё пытался прочитать эту фразу так, чтобы она звучала не пренебрежительно, а с беспокойством за меня. А сейчас этим почерком написано: «Руководителю рекламного агентства „Джейсон & Доусон“ Нилу Джейсону. Прошу разрешения на поездку в Коламбус сроком на семь дней». Внизу стоит дата: как раз накануне того дня, когда я бежал из Рочестера в Хаммерстоун.

В общем, самая обычная записка, какую может написать сотрудник агентства своему руководителю, и ничего полезного для себя или хотя бы просто интересного я в ней не вижу. Разве что вот подпись: «К. Доусон».

9. Снова «Поиски сокровищ». Стадия четвёртая, последняя попытка

«Если хочешь спать в уюте — спи всегда в чужой каюте» — эта поговорка подвахтенных мне абсолютно не подходит. Наверное, потому, что я не подвахтенный, а капитан. Никакого уюта от спанья в чужой каюте я не ощущаю. И даже более того. За время моего отсутствия шкипер-храпун обучил своему искусству и двух других да ещё так, что они превзошли своего учителя. Поэтому в первую же ночь пачке Джейсона почти пришёл конец. Прогуливаясь по ночной палубе и глядя в звёздное небо, я думал о том, какая это замечательная штука — человеческий мозг! Вот, допустим, живут люди в каком-нибудь каменном веке. Тяжело живут. В смысле — всё тяжёлое на себе таскают. И вдруг появляется один и кричит: «Я тут такую вещь придумал — колесо называется»! И пожалуйста, — никто уже ничего не таскает, а только катают. Красота! Это же насколько легче! Или вот, скажем, в двадцатом веке живут люди. Уже не так тяжело, но зато скучно. Потому что вечерами, кроме как газету или книгу почитать, заняться нечем. И тут — бац! — является другой и говорит: «Я немного подумал, и у меня телевизор получился. Включайте, смотрите, не жалко»! И сразу жить намного интереснее стало, ведь одной только рекламы за вечер столько покажут — всю не пересмотришь! Или вот… Словом, примеров очень много. Нет, мозг — это я вам скажу, самая нужная для человека вещь!

Вот только от своего я не в восторге. Третий день пытаюсь решить задачу «Дано: Роберт Доусон, Клара Доусон. Спрашивается, кто они друг другу, если вторая называет первого „Роберт“; первый орёт в моём офисе на вторую: „Ты чего так вырядилась?“, а их общий знакомый пытается выведать, что вторая говорила о первом третьему», то есть, мне? — и ни черта не могу понять. Есть и другие задачи, главная из них — «Что делать?» — и ни одна не решается…

Вторую попытку я с блеском провалил уже в эпизоде бунта, чего за компьютером со мной не случалось никогда. Стоял себе, вяло отмахивался саблей, на ванты вообще не полез… Старался только, чтобы не ранили серьёзно. Слава Богу, обошлось: накинулись сзади всей толпой, руки-ноги повязали и в трюм бросили. Зато теперь знаю, что происходит, когда тебя кидает на начало стадии — раньше-то узнать не доводилось. Потемнело всё вокруг на несколько секунд, потом снова свет, снова утро, и я уже не в трюме, а на палубе.

Сейчас завтракаем с Кларой в её каюте. Рассказываю ей, что решил соскочить в четвёртой стадии и потеряться; предлагаю пойти со мной и описываю, что будет с ней, если она откажется. Злю её, в общем. И она не выдерживает:

— Ты рассказываешь мне это уже в третий раз!

Я умолкаю. Можно было бы сказать, что так положено, поскольку одну и ту же стадию в третий раз и начинаем, но неохота. Ничего неохота. Бросаю салфетку и собираюсь уйти.

— Фрэнк, — решительно говорит Клара, — нам нужно поговорить!