Фрэнсис Дрейк

На пятый день пути, 28 июля, они достигли острова, лежащего в 25 лигах от Пиноса. Здесь ранним утром Дрейк высадил своих людей на берег и раздал им оружие. Все утро матросы занимались строевыми учениями, а в полдень взялись за весла, чтобы до захода солнца достигнуть устья Рио-Франсиско — небольшой речки, впадающей в море в пяти лигах к востоку от бухты Номбре-де-Дьос. Они держались близко к берегу, чтобы их не заметили со сторожевого поста, находившегося возле бухты, и в шести милях от него стали на якорь. Как только стемнело, двинулись дальше, стараясь не производить лишнего шума. Достигнув входа в бухту, пинасы остановились под прикрытием высокого берега, чтобы дождаться рассвета. Ночи, казалось, не будет конца. Молодые, необстрелянные спутники Дрейка начали нервничать. За мысом лежал неизвестный им город, который в их представлении был «таким же большим, как Плимут», к тому же полон непобедимой испанской пехоты. Люди начали перешептываться, обсуждая полученные от негров новости. Капитан стал опасаться, что его деморализованные товарищи могут не дождаться рассвета и выйдут из повиновения. Неожиданно горизонт осветила поднимавшаяся яркая луна. Вожак решил использовать это обстоятельство и за час до рассвета объявил:

— Эй, парни, солнце встает! Светает. Пора!

Люди навалились на весла. Наверное, они не двинулись бы с места, если бы знали, что их обнаружили. Именно в этот момент в бухту вошло небольшое испанское судно из Севильи, принадлежавшее Диего Франсиско; оно везло Канарское вино и другие товары. Заметив подозрительные пинасы, команда судна тут же направила к берегу шлюпку. Дрейк бросился ей наперерез, вынудив отвернуть в сторону. Затем англичане высадились на берег, где прямо на пляже наткнулись на вооруженную шестью бронзовыми пушками батарею. Часовой, увидев незнакомцев, со всех ног бросился наутек.

— Тревога! — завопил он. — Тревога! К оружию! Пираты в городе!

Город, недавно переживший шок от нападения марунов, немедленно проснулся. Пока англичане сбрасывали с лафетов захваченные пушки, послышались удары церковного колокола и грохот барабанов; из домов на улицы стали выбегать кричащие от страха жители.

Выведя из строя береговую батарею, Дрейк велел двенадцати матросам остаться охранять пинасы, а с остальными устремился на холм, возвышавшийся на восточной окраине. Там, по его данным, полученным еще в ходе предыдущей экспедиции, испанцы собирались установить пушки, ядра которых могли достичь любой точки в городе. Убедившись, однако, что никаких пушек на холме нет, Дрейк быстро спустился вниз и решил идти к рыночной площади. Его отряд был разделен на две части; 16 человек под командованием его брата Джона и Оксенхэма получили приказ обогнуть здание королевского казначейства и войти на площадь с востока, тогда как другая группа из сорока человек во главе с ним самим должна была пройти туда по главной улице. Стреляя из мушкетов, под грохот барабанов и завывание труб, они промаршировали по городу, стремясь посеять смятение среди жителей. При этом, согласно информации португальца Лопеша Ваша, был убит лишь один житель: услышав шум на улице, бедолага выглянул в окно и получил пулю в лоб.

Ударная группа Дрейка первой достигла площади. Там, на юго-восточной стороне, было обнаружено небольшое скопление солдат и ополченцев, которые возводили возле губернаторского дома баррикаду; она должна была помешать англичанам пройти к Панамским воротам и обеспечить прикрытие для эвакуации жителей и защитников города.

Едва корсары вступили на площадь, испанцы дали по ним залп из аркебуз, но большая часть пуль упала в песок с недолетом. Сражен был лишь барабанщик Дрейка. Остальные участники штурма произвели ответный залп из мушкетов, после чего пустили в ход стрелы и копья. В этот момент, стреляя из мушкетов и пистолетов, с криками «Святой Георгий!» с восточной стороны на площадь ворвался отряд Джона Дрейка. Не подозревая, как слабы силы новоприбывших, испанцы побросали оружие и ринулись из города через Панамские ворота. В итоге рыночная площадь осталась под полным контролем англичан.

Дрейк принудил двух или трех пленных показать ему дом губернатора, где, как он знал, разгружали приходивший из Панамы караван мулов. «Прибыв в дом губернатора, — писал Филипп Николс, — мы увидели, что большая дверь, возле которой обычно осуществлялась разгрузка мулов, была открыта; свеча горела на верхней ступеньке, и прекрасный испанский жеребец был оседлан — то ли для самого губернатора, то ли для кого-то из его домочадцев, чтобы следовать за ним. В свете этой свечи мы увидели большую груду серебра в подвальном помещении; куча серебряных слитков, имевшая, по нашим прикидкам, семьдесят футов в длину, десять футов в ширину и двенадцать футов в высоту, была свалена у стены, причем каждый слиток весил от тридцати пяти до сорока фунтов».