Фрида

Однажды вечером, когда она разучивала сонату Брамса, спрятав заветную книгу под стопку нот, в гостиную вошли Эрнест с Монти. Она перестала играть и, не убирая рук с клавиш, взглянула на часы. Половина девятого.

– Монти, любовь моя, тебе пора в постель.

– Он говорит, что слишком взволнован предстоящей поездкой в Мюнхен и не может уснуть, мой снежный цветок, – пояснил Эрнест, погладив сына по голове, и добавил: – Ты должен будешь заботиться о маме, Монти. Говорят, в Мюнхене полно нестриженых мужчин и стриженых женщин.

Руки невольно сжались в кулаки, и Фрида закусила губу. Почему он упорно называет ее снежным цветком? Снег – холодный и мертвый, а она – живая и теплая. Снежный цветок – нечто девственное, нетронутое, почти арктическое. Взгляд остановился на вазе с растрепанными кремовыми гвоздиками, которые принес Эрнест накануне. «Он хочет, чтобы я походила на эти цветы, – с горечью подумала она. – Чтобы я была изысканной белой гвоздикой».

– Эрнест, я читала «Анну Каренину». Я хотела бы поговорить о ней, когда Монти пойдет спать.

Эрнест непонимающе посмотрел на нее.

– Разве не для этого существуют ваши женские посиделки? Домашние четверги?

– Я… я от них отказалась.

Слова падали на рояль и проваливались между клавиш, покрытых слоновой костью. Она хотела объяснить, что чувствует себя изгоем в местном дамском обществе, что эти женщины скучны и придирчивы, что ей отвратительна их беспощадная борьба за превосходство. Но Монти и Эрнест смотрели на нее с таким нескрываемым удивлением, что слова замерли на устах.

– Вместо этого я читаю. Я надеялась, что мы с тобой…

Ее голос прервался.

– Я обучаю рабочих грамоте три вечера в неделю, по субботам читаю лекции в Кембридже, каждый день учу идиотов в колледже и при этом пишу фундаментальный научный труд. Чем тебе местные дамы не угодили?

Фрида закрыла крышку рояля. «А сколько времени ты тратишь на перестановку книг на полках?» – подумала она, чувствуя тугой ком в горле.

– Они добрые христианки. Что мы скажем, когда встретим их в церкви?

На лице Эрнеста отразились недоумение и досада, точно он говорил с одним из своих самых бестолковых и глупых учеников. Пытаясь проглотить ком в горле, Фрида уставилась невидящим взглядом на вазу с гофрированными гвоздиками. Как объяснить ему, что у нее нет ничего общего с добрыми христианками Ноттингема? Что она чувствует себя представительницей другого вида? Она мысленно перебирала знакомых женщин… Миссис Кларк, супруга владельца ломбарда, которая придирчиво рассматривает ее одежду и находит, что та оставляет желать лучшего. Миссис Блэк, жена торговца чаем, которая вечно жалуется на прислугу. Миссис Бертон, супруга фабриканта, которая говорит только о последней моде на шляпы… Нет, больше никаких «домашних четвергов». Лучше уж ползать по полу с детьми, читать или собирать полевые цветы. Она хотела еще раз предложить Эрнесту обсудить «Анну Каренину» – хотя бы за ужином, однако супруг предостерегающе поднял руку. Этим единственным жестом он, казалось, не просто сдвинул ее на край, а вообще вытолкнул из своей жизни. Почувствовав, как набухает и растет ком в горле, Фрида стиснула зубы. Нельзя плакать перед Монти. Что бы ни вызвало эти слезы – сожаление, гнев, досада, одиночество, – она не должна расстраивать сына.

– Поговорим позже. Когда вы с Монти думаете ехать?

– К-как только он закончит учебу, – сказала она.

Ей вдруг захотелось обнять сына, прикоснуться щекой к мягким детским волосам, ощутить его ванильно-молочное дыхание.

– Подойди и обними мамочку перед сном, любовь моя.

Она широко раскинула руки и улыбнулась. Монти не двинулся с места.

– Думаю, Монти староват для объятий с мамочкой. Я отведу его наверх.

Рука Эрнеста легла на голову мальчика, направляя его к двери.

– Пожелай мамочке спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – ровным голосом произнес Монти.

Фрида не могла вымолвить ни слова. На глаза навернулись слезы, ком в горле вырос. Эрнест уже неоднократно говорил ей, что Монти пора стать более независимым, что она балует сына, что тот слишком к ней привязан. Она стиснула зубы, открыла крышку рояля и начала играть пьесу Бетховена. Руки тряслись, ноты кружили по комнате, врезаясь в стены и ударяясь о мебель. Когда Эрнест вернулся и сказал, что музыка разбудила Барби и Эльзу, она даже ответить не смогла. Просто тряхнула головой и продолжала. Казалось, ее удерживают на месте только инструмент и музыка. Перестав играть, она могла так сильно уйти в себя, что просто исчезла бы. «Кто я теперь? – думала она. – Что я?» В памяти всплыли слова Нуш… Да, Фрида. Вернись к нам, пока не поздно…

Глава 10 Эрнест